— Тихо. — Нега коснулась ладонями лица Лука. — Успокойся. Это было давно. Успокойся. Нам действительно нужно идти. Надо спешить. Кузнецу уже не поможешь.
Из-за двери послышался визг. Оставшийся воин, закинув на плечо мешок с каким-то добром, волочил за собой по лестнице за волосы рыжую девчонку.
— Не успели, — пробормотал с уже посеревшим лицом Лук и начал распутывать сверток. — Минутка у нас есть?
На верхней галерее замка гулял ветер. Выдувал из-под балок розовых куполов труху прошлогодних птичьих гнезд и разбрасывал ее между резных колонн переходов. Постельничий блистательного иши, Ирхай, раздраженно чихнул, покосился на рослых гвардейцев, что по четверо стояли на обоих концах галереи, вытащил из поясной сумки бумажную полоску и черканул грифелем пару слов. День не задался: с утра томило сердце, словно торопилось отстучать все волнения на год вперед, ныли суставы, шумело в висках. Добро бы накатили привычные хвори, нет, повеяло чем-то новым, дыхание перехватило, пришлось поклониться правителю и попроситься на воздух, да и тут отдышаться так и не удалось. В глаза лез какой-то мусор, в уши — щебет едва вылупившихся птенцов. Второго спальничего придется выпороть, вчера еще отправлял его к дворничему, чтобы навели порядок на верхних галереях, неужели мозгов не хватило посбивать гнезда? Не из-за этого ли иша с полудня сам не свой? Хотя вряд ли. Правитель, который замечает все вокруг себя, плюет на подобные мелочи.
Ирхай подошел к ограждению и прищурился, взглянув на опускающееся к горизонту солнце. Многие мечтали подняться на верхние галереи, чтобы оглядеть с высоты и город, и окрестности, и Ирхай, когда еще бегал мальчишкой среди дворни и молодых воинов, мечтал о том же, думал, что отсюда, сверху, и солнце окажется ближе. Так нет же, что сверху, что снизу одно и то же. А город? Вот он — у его ног. Словно пласт промытых речной водой пчелиных сот. Поодаль — ремесленные слободы, похожие опять же на кубики сушеного меда, пойманные паутиной заборов и улочек. Между ними и городом — суета ярмарки, торговцы, покупатели, зеваки, которые сверху кажутся меньше муравьев. Чуть правее — пристань, лодки, широкая серая лента Хапы, устье Блестянки, земли вольных, темная громада Дикого леса. Когда ветер с востока, иногда город наполняется запахом чащи. И тогда сердце Ирхая сжимается от ужаса.
У южного купола застучали каблучки. Ирхай оглянулся и вздохнул. По галерее, в ореоле развевающихся лент и кружев, бежала Аси. На ее лице блестели слезы. Жена иши плакала нередко, неужели правитель посмел обидеть ее и сегодня?