Есть,
однако, одно место в мире, где ни одна из моих голов никогда не появляется, а
именно, на моих плечах, ибо здесь она заслонила бы ту Серединную Пустоту,
которая является главным источником моей жизни: к счастью, ничто не способно
пролезть туда. На самом деле, все эти самостоятельно существующие головы
являются всего лишь мимолетными и неважными феноменами внешнего, физического
мира, который, хотя и является одним с моим Внутренним Естеством, не способен и
в малейшей степени повлиять на последнее. Моя голова в зеркале, например,
настолько неважна, что, в отличие от руки или ноги, не в каждый момент жизии я
считаю ее своей: ребенком я не узнавал себя в зеркале, и не узнаю сейчас, когда
на мгновение незамутненность возвращается ко мне. В моменты частичного
выздоровления я вижу мужчину за стеклом, человека, чей вид мне хорошо знаком,
который живет в другой ванной по ту сторону зеркала, проводя всё свое время,
как представляется, глядя в эту ванную - этот низенький, скучный, нервный,
стареющий и такой уязвимый созерцатель - ни одной чертой не похож на меня,
стоящего по эту сторону. Всё, что я есть - это безвозрастная, безразмерная,
ясная и совершенно незамутненная Пустота: невероятно, как мог я когда-либо
принять того пялящегося двойника за то, что ясно является мной отныне и присно
и во веки веков!
Всё
это, каким бы ясным это ни было, когда испытываешь это самостоятельно, всё-таки
кажется до дикости парадоксальным, несогласующимся со здравым смыслом. Может,
это не согласуется и с наукой, которую многие считают просто несколько
упорядоченным здравым смыслом? В любом случае, у ученого есть своя версия
рассказа о том, как я вижу некоторые вещи (например, вашу голову) и не вижу
остальные (например, свою голову), и эта версия явно согласуется с опытом.
Вопрос только вот в чем: может ли ученый вернуть мою голову туда, где, как люди
думают, ей положено находиться?
Изложенное
коротко и просто, объяснение ученым того факта, что я вижу вас, звучит примерно
так. Свет покидает солнце, и через восемь минут долетает до вашего тела,
которое поглощает часть его. Остаток отскакивает во всевозможных направлениях,
и некоторая часть этого света достигает моих глаз, проходит сквозь линзы в
глазах и порождает ваше перевернутое изображение на экранчиках сзади моих глаз.
Это изображение вызывает химические изменения в находящемся там
светочувствительном веществе, и эти изменения раздражают клетки (это такие
маленькие живые штучки), из которых состоят экранчики. Клетки передают это
возбуждение другим, очень длинным клеткам, а те, в свою очередь - клеткам в
некоторой части моего мозга. Здесь, на конечной станции, когда в дело
включились молекулы клеток мозга, я начинаю видеть вас, или что-либо еще. То же
верно и в отношении других чувств; я не могу ни видеть, ни слышать, ни обонять,
ни чувствовать вкус, ни осязать что-либо, пока сбегающиеся сигналы не прибудут
наконец, после сотен пересадок и опозданий, на центральную станцию. Только в
этот момент и этом месте, на Великом Центральном Вокзале моего здесь-и-сейчас
вся эта транспортная система - которую я зову своей вселенной - обретает
существование. С моей точки зрения, в этот момент и в этом месте происходит
сотворение мира.