Режиссеры
фильмов тоже, безусловно, практичные люди, более заинтересованные в
красноречивой передаче ощущений героя, чем исследовании природы героя; впрочем,
одно влечет за собой другое. Например, я полагаю, что они хорошо осведомлены,
как слабо я реагирую, когда кто-либо другой ведет машину, по сравнению с моей
реакцией на вид того, как я сам веду машину. В первом случае, я ротозей на
тротуаре, наблюдающий за двумя автомобилями, которые быстро сближаются,
сталкиваются, убивая водителей, загораются - и я слегка заинтересован. Во
втором случае, я один из водителей - без головы, конечно, ибо я всегда вожу
машину без головы - и мой автомобиль (то, что от него осталось, когда я сел за
руль) - неподвижен. Вот мои двигающиеся колени, моя ступня на педали, мои руки,
сжимающие руль, капот впереди, быстро пробегающие мимо столбы, дорога,
извивающаяся то вправо, то влево; и - другая машина, сперва крошечная, затем
быстро растущая, бегущая ко мне, затем удар, языки пламени, и мертвая тишина...
Я откидываюсь в сиденьи и перевожу дыхание. Вот это прокатился.
Интересно,
как снимаются такие сцены от первого лица? Вероятно, используется один из двух
способов: либо снимают безголовый манекен с кинокамерой вместо головы; либо
снимают настоящего человека, который отклоняет голову далеко назад или вбок,
чтобы освободить место для кинокамеры. Иначе говоря, чтобы я поверил, что это
я, ему приходится спрятать свою голову куда-нибудь подальше: тогда он
становится похож на меня. Поскольку я, снятый с головой, похож на кого угодно,
но только не на меня.
Смешно,
что наш поиск деталей глубочайших - и простейших - истин о себе привел нас к
копирайтерам; также странно, что современное изобретение - кино - освобождает
нас от иллюзии, которой и так не страдают дети и животные. Однако и в другие
периоды жизни многочисленные и не менее странные намеки на очевидное достигали
нас, так что наша человеческая способность к самообману никогда не побеждала на
сто процентов. Глубокое, хотя и неясное знание о истинной природе человека
может объяснить популярность множества странных культов и легенд о
самостоятельно существующих и летающих головах, об одноглазых или безголовых
чудовищах, а также о мучениках, которые совершали далекие путешествия после
того, как их головы были отрублены - фантастика, вне сомнений, но ближе, чем
представление здравого смысла, к истинному изображению этого человека,
первого лица, единственного числа, настоящего времени.
Таким
образом, то, что я пережил в Гималаях, не было просто поэтическим видением или
мистической галлюцинацией. Напротив, это был проблеск трезвого реализма.
Постепенно, через месяцы и годы, открылись мне его следствия и приложения, и
выводы, способные изменить течение чьей-либо жизни.