— Мне нравится то, что я вижу, — сказала Молли.
Я облизнул губы. Честно посмотрел в глаза.
— Тебе разонравится, поверь. Очень скоро ты увидишь во мне монстра.
Мой член лежал на ноге, вялый и холодный, как рыба. Ненавижу!
— Апостол… ты не монстр!
Монстр, да еще какой.
— Тебе идти надо, — сказал я грубо.
И само слово «грубо» — грубое. Будто наждаком по глотке.
Но я не спешил вставать. Не хотелось. Молли такая теплая, соблазнительная, и комната затоплена золотистым светом — кусочек тепла в холодном мире. В тот миг я нуждался в Молли. Хотел ее доброты, ее жалости, стремился спрятаться за ее наивностью. Я иногда такая размазня…
Рывком сдернул себя с кровати — аж член шлепнул по животу.
Любовь, мать вашу!
Подходящее словцо, чтобы испортить настроение на весь день.
Она бы все равно ушла: «системщики» назначили пресс-конференцию на два часа пополудни. Молли ее не пропустила бы ни в коем случае. И хорошо, что ушла обиженной, — потом проще будет.
Я соврал. Сказал: позже зайду. А затем вспомнил ее недавние слова.
— А вдруг у нас нет времени? Совсем нет…
Я-то не обратил внимания, сморгнул, отбросил. Все время отбрасываю куски только что наросшего прошлого. Слишком я долго и страстно целовал Молли.
Звук закрывшейся за нею двери заставил слова всплыть, и с куда большей, безжалостной ясностью.
— А вдруг у нас нет времени? Совсем нет…
Слова, рожденные страхом. И не просто страхом за робкое чувство, готовое умереть, едва родившись. Но смертельным страхом — настоящим, неподдельным.
Откровение — это когда всплывает самое дерьмовое дерьмо. Несколько лет тому назад я тренировал приятеля по имени Кокрейн и прозвищу Три Яйца. Столько раз бился яйцами о турник и прочие гимнастические снаряды, что мы решили — наверное, у него запасное в мошонке. Так вот, однажды он пришел к нам и говорит: «Вчера вечером у меня случилось прозрение. Ко мне явился Христос». Я принялся спорить. Говорил: прозрениями мир завален, на каждом шагу натыкаешься на «глубочайшие, переворачивающие всю жизнь» переживания. К людям кто угодно приходит, от Кришны до Элвиса.
— Три Яйца, послушай: ты считаешь себя особенным, спасенным и все такое, но прозрений и откровений в этом мире больше, чем грязи. Это ты сам к себе пришел, а не Иисус. Это ты себя спас!
Но Три Яйца повторял все то же самое, что в таких случаях талдычат.
— Но я знаю! Я теперь знаю!
Невеселое вышло дело. У Кокрейна была биполярная депрессия, а таблетки он пить перестал.
— От дьявола таблетки не помогут! — так мне сказал.
4 октября 2005 года — еще один дерьмовый день — он залез в ванну, сунул один конец провода в розетку, а второй — в воду.