быть аккуратным,
нравилось вежливо улыбаться, отвечая на тупые вопросы. Он любил свою работу.
Бад считал свою привязанность к подземке наследственной. Его дядя был машинистом, он совсем недавно ушел на пенсию после тридцати лет работы под землей. Мальчишкой Бад безумно им восхищался. Несколько раз — в спокойные, ленивые воскресные смены — дядя тайком брал его с собой в кабину и даже разрешал потрогать рукоятки управления. С детства Бад не сомневался, что станет машинистом. По окончании школы он сдал муниципальный экзамен, после чего смог выбирать между вакансиями водителя автобуса и кондуктора в метро. Несмотря на то что жалованье водителя было выше, он не поддался соблазну: ему было интересно только под землей. Теперь, когда Бад почти отбыл шестимесячную повинность в должности кондуктора (осталось всего сорок дней), он получит право сдать экзамен на машиниста.
А пока что он наслаждался своей теперешней жизнью. Он полюбил эту работу с самого начала и прошел с удовольствием даже этап обучения — двадцать восемь дней за партой, а затем неделю практики под руководством опытного инструктора. Мэтсон, дрессировавший его на курсах, был старожилом подземки — всего лишь год до пенсии. Он был хорошим учителем, но метро давно ему осточертело, и он крайне пессимистично оценивал его будущее: лет через пять все подземное хозяйство окажется в лапах черномазых и латиносов.
Инструктор был ходячим собранием леденящих душу историй. Послушать его, так в метро было практически так же опасно, как на передовой во Вьетнаме. Кондуктор, уверял Мэтсон, ежечасно рискует получить увечье или даже погибнуть, и потому, парень, можешь благодарить небо, ежели этот день не стал для тебя последним.
Многие пожилые кондукторы — и даже некоторые из молодых — любили пугать новичков всякой жутью из собственной практики. Бад не то чтобы не верил им, но сам пока не сталкивался ни с одной из тех ужасных вещей, о которых с таким смаком распространялись ветераны: кондукторам, дескать, постоянно плюют в лицо, их избивают, грабят, режут, на них нападают шайки подростков, на них блюют пьяницы… А самый опасный момент — это когда кондуктор высовывается из окна при отправлении поезда со станции. В эту минуту особенно часты нападения с платформы. Вариаций тут был миллион: одному парню выбили пальцем глаз, другому сломали нос кулаком, еще одного схватили за волосы и едва не вытащили из вагона на ходу…
— «51-я улица», станция «51-я улица»!
Бад объявил это в микрофон четким, бодрым голосом, с удовлетворением осознавая, что его слышат во всех десяти вагонах. Как только поезд вполз на станцию, он вставил специальный ключ в гнездо на нижней части панели приборов и повернул его вправо. Затем повернул предохранитель дверей и, как только поезд остановился, нажал кнопку открывания дверей. Высунулся из окна, так, чтобы проверить, все ли пассажиры вышли и вошли, затем закрыл двери — сначала хвостовые вагоны, потом головные — и снова бросил взгляд на приборную панель: индикаторы подтверждали, что все двери закрыты и заперты. Поезд тронулся, и он снова высунулся из окна — так, чтобы было видно минимум три вагона, — и убедился, что никого не зажало дверями и не тащит по перрону. Именно этот пункт инструкции многие кондукторы не выполняли, боясь нападения с платформы.