— Я действительно могла бы доехать сама, — сказала она, когда он подвел машину к парадному входу отеля.
— Садись и молчи, — приказал Грант, — больше говорить не о чем.
Они пересекли поляну, где за день до этого останавливались и наслаждались любовью и красотами природы. Оливия начала понимать, что она, возможно, никогда не вдохнет аромат дикорастущих трав и смолистый запах сосен, не вспомнив о том прекрасном дне.
Немного спустя, он свернул к ночному киоску, где продавались гамбургеры и кофе.
— Возьму нам что-нибудь поесть, — сказал он.
Он, хочет есть, с грустью подумала она. А я хочу его. Неужели все кончено?
— Нет, спасибо. Я не могу есть.
Грант пожал плечами.
— Как хочешь, — равнодушно проговорил он.
Заметил бы он, если бы она исчезла из машины, пока он отсутствовал? — гадала Оливия, желая, чтобы ночь поглотила ее и избавила от необходимости держать себя в руках.
Они добрались до предместий Калгари, на ее взгляд, слишком скоро. В блеске уличных огней, проносящихся по машине, она в очередной раз украдкой посмотрела на его каменный профиль.
Почувствовав ее взгляд, он спросил:
— Какие у тебя планы насчет подходящего мотеля? Тебе же надо где-то переночевать?
Как будто она сможет заснуть!
— Отвези меня прямо в аэропорт, — ответила Оливия. — Я устроюсь в комнате отдыха и дождусь самолета, а если там не будет свободного места, найду какое-нибудь другое. Можешь не беспокоиться.
— Я и не беспокоюсь, — сказал он. — Какое теперь имеет значение мое желание быть с тобой, заботиться о тебе? Раз ты решила ехать обратно домой…
О, с каким наслаждением, она влепила бы ему пощечину за его упрямство, нежелание пойти на компромисс.
— Что ж, мы сказали друг другу самые теплые слова на прощание, думаю, пора разбегаться, — отрезала Оливия.
Несмотря на суровую отповедь, в последний момент она не выдержала: слезы хлынули из ее глаз, не давая ей возможности запечатлеть в памяти его темные брови, густые темные волосы, страстный изгиб рта…
Сдерживая рыдания, Оливия потянулась к Гранту, но тот отстранил ее.
— Хватит, — жестко сказал он. — Ты выбрала сама.
— Я люблю тебя, — прошептала она.
— Может быть. Только по-своему, оглядываясь на папу, — отрезал Грант, и спустя минуту она осталась одна с чемоданами и сумкой. Внутри не было ничего, кроме пустоты и разбитой мечты.
* * *
Прошло три недели. Оливия ухаживала за отцом, навещала его. В одну из суббот раздался звонок — на пороге стояла Бетани.
— Я только что узнала, что ты вернулась, — сказала она. — И почему ты прячешься? Что происходит?
Оливия отложила рабочую папку с документами, которые просматривала, и усмехнулась.