Предвкушая победу, они были поистине безжалостны. Простых людей, впрочем, они отпускали, но любого рыцаря в латах убивали без права выкупа. И хуже всего было то, что они сумели не просто ворваться в наш лагерь, но и отыскать там королевский шатер. Генрих VI сидел в глубокой задумчивости и молился, словно в собственной часовне; казалось, он только и ждет, когда его схватят и возьмут в плен, как самый высший приз этого гнусного сражения.
И, как ни ужасно, его действительно взяли в плен.
Через два дня вечером, когда я переодевалась к обеду, сэр Генри переступил порог моей комнаты и коротко приказал горничной оставить нас наедине. Она, заметив, как потемнело его лицо, быстро взглянула на меня и мгновенно удалилась.
— Мой отец погиб, — без всякой преамбулы сообщил муж. — Я только что узнал об этом. В грязи под Нортгемптоном Англия потеряла великого человека, а я — горячо любимого отца. Своего деда, опекуна и защитника потерял и его наследник, мой племянник, маленький Генри Стаффорд.
Я охнула, из меня словно разом вышибли весь воздух.
— Ох, мне так жаль, Генри! От всей души жаль!
— Отца изрубили на куски прямо там, на поле, покрытом жидкой грязью, когда он пытался вскочить на коня, — продолжал муж, даже не пытаясь что-то скрыть или хотя бы просто пощадить меня. — Убили не только его, но и графа Шрусбери, и лорда Бомонта, и лорда Эгремонта… Великий Боже! Да можно перечислять бесконечно! Мы потеряли целое поколение благороднейших аристократов. Такое ощущение, что правила войны совершенно переменились и отныне в Англии не берут в плен и не платят выкуп. И предложения сдаться в плен тоже больше не существует. На поле боя правит закон меча, каждая схватка ведется не на жизнь, а на смерть. Но это закон дикарей!
— А король? — пролепетала я. — Они ведь не осмелились его тронуть?
— Король в плену. Его увезли в Лондон.
— В плену? — воскликнула я, просто не веря своим ушам.
— Именно так.
— А королева?
— Исчезла вместе с сыном.
— Исчезла?
— Во всяком случае, не убита. Полагаю, она успела бежать. Господи, во что превращается эта страна! Мой отец…
Сэр Генри судорожно сглотнул, словно пытаясь проглотить собственное горе, отвернулся и уставился в окно, на пышные зеленые кроны деревьев и обширные поля за ними, где уже золотилась пшеница. Видя эту идиллическую летнюю картину, трудно было представить поле, покрытое жидкой грязью, размешанной конскими копытами, и моего свекра, этого тщеславного аристократа, которого озверевшие солдаты бьют по голове дубинками и рубят топорами, пока он пытается вскочить на лошадь и спастись.