Пауэрскорт улыбнулся другу.
— Картины, Джонни. Я уверен, что они очень пригодились бы в зале суда. Как по-твоему, ты смог бы извлечь их из дома?
Фицджеральд задумчиво посмотрел на него.
— Думаешь, один человек в силах их унести? Из той большой комнаты с окнами на втором этаже, да?
— Я думаю, для этого нужны двое, Джонни. Я сам пошел бы с тобой, но мне хочется доставить наших Ромео и Джульетту в Роксли живыми и невредимыми. А когда я вернусь, будет уже слишком поздно.
Вдруг Джонни Фицджеральд рассмеялся.
— Старшина останется старшиной на всю жизнь — я всегда это утверждал, Фрэнсис. Куда тебе притащить эти чертовы картины?
— Я считаю, — сказал Пауэрскорт, внезапно сообразив, как Джонни собирается провернуть эту операцию, — что они должны воссоединиться со своим создателем, Орландо Блейном. Мне всегда казалось, что в моем загородном доме в Роксли не хватает парочки настоящих шедевров живописи.
«Дорогая Люси…» — Пауэрскорт снова писал жене из кабинета своего дома в Нортгемптоншире. На этот раз Роксли-Холл стал приютом не только для своего хозяина, но и для двоих беглецов — Орландо Блейна, лежащего на софе у окна в гостиной, и Имоджин Фоуке, которая в настоящий момент читала Орландо стихи из сборника романтической поэзии.
«Надеюсь, ты и дети здоровы и вы получили мои предыдущие письма. Боюсь, это будет более прозаическим, чем два последних. Врачи говорят, что сегодня после обеда я смогу допросить Орландо, изготовителя фальшивых картин. Впрочем, чересчур утомлять его нельзя. Ему обещают полное выздоровление, однако те несколько часов, что он провел на снегу, сильно ухудшили его состояние. Думаю, буду дома самое позднее завтра утром.
Люси, я хочу попросить тебя об огромном одолжении — конечно, эта просьба прозвучит странно из уст того, кто так часто жаловался на твоих родственников! Это касается Алисы Бридж и миссис Розалинды Бакли. Не могла бы ты срочно мобилизовать всех членов клана на поиски любой информации об этих молодых женщинах, их семьях, образовании, амурных увлечениях? Пожалуйста, сделай это как можно быстрее.
Скажи Томасу и Оливии, что я с большим удовольствием катаюсь на разных поездах.
Люблю тебя,
Semper Fidelis,
Фрэнсис».
Через тридцать шесть часов после побега влюбленных Джонни Фицджеральд снова посетил Декурси-Холл. Он прибыл туда с шиком — в большом закрытом экипаже, которым правил кучер официального вида. Подъездную аллею, ведущую к особняку от главной дороги, укрыли великолепные снежные ковры. Крыша маленькой голубятни за садовой стеной из красной превратилась в белую. Сияло солнце, хотя мороз стоял нешуточный. Джонни понимал, что успех его плана зависит от двух обстоятельств. Во-первых, он надеялся, что старшина еще не успел сообщить о побеге своим лондонским хозяевам. Утром Джонни заглянул на станцию и убедился в том, что один из охранников все еще несет там дежурство. Второй уехал в Норидж ранним поездом. Третий с довольно унылым видом патрулировал дорогу в Кроумер. Таким образом, их начальник должен был сидеть дома один. Во-вторых, Джонни полагался на привычку повиноваться старшим офицерам, которая за годы службы становилась второй натурой каждого младшего чина в армии Ее Величества. Выйдя из экипажа у дверей Декурси-Холла, Джонни как следует глотнул из пристегнутой к поясу фляги. Затем шагнул за порог дома и громко крикнул: