Дойти до горизонта (Ильин) - страница 64

— Раз-два-три! — командую я себе и со всеми возможными предосторожностями поднимаюсь.

Секунду, напрягая шею, держу голову на весу. Вроде ничего. Успеваю заметить пенные барашки на воде. Пока я валялся — не почувствовал изменений в погоде. Правда, во время приступа можно и конец света просмотреть. Делаю несколько глубоких вдохов и, ухватившись за мачтовую растяжку, встаю на колени. Ветер упруго упирается мне в грудь. Окреп он заметно. Море вспыхивает белыми бурунами до самого горизонта. Да и волны подросли метра на полтора.

— Давно так? — спрашиваю.

— Три часа, — равнодушно отвечает Салифанов. Внутри меня, как потревоженная во сне собака, угрожающе шевелится новый приступ морской болезни. Теперь главное — не поддаться. Сдавшихся качка доводит до состояния полной прострации, тогда по активности человек напоминает труп и, естественно, никакие вахты нести не может. Я, торопясь, перебираюсь на корму, перехватываю у Татьяны румпель, надеваю спасжилет. На часах 20.50.

— Ни пуха! — желает на прощанье Войцева.

— Пошла к черту! — суеверно чертыхаюсь я. От ближайшего берега нас отделяет сто двадцать километров.

Сразу после девяти часов солнце валится за горизонт. Сумерки наползают со всех сторон, густеют, как остывающий кисель. Темнота становится физически ощутимой. Мне кажется, ее можно пощупать, сжать в кулаке, и тогда она поползет черным желе между пальцев. Пытаюсь отыскать Полярную звезду. Но не могу выделить даже Большую Медведицу. Северная часть неба плотно занавешена тучами. Такого здесь нам еще наблюдать не приходилось. За все плавание мы видели только один дождь. Именно видели, потому что дождевые капли высыхали на лету, не достигая нас. Я дотягиваюсь до барометра. Давление упало на тридцать миллиметров ртутного столба. Еще знать бы, хорошо это или плохо!

— Давление упало на тридцать миллиметров. Это опасно? — спрашиваю я у Монаховой.

Она учится на географическом факультете педагогического института и по идее должна разбираться в метеорологии.

— А солнце куда садилось? — спрашивает она.

— Как куда? — не понимаю я вопроса.

— Ну, в тучу или за чистый горизонт?

— Вроде за чистый, — припоминаю я.

— Значит, ветра не будет, — успокаивает меня Наташа.

— Как не будет, он уже есть! — продолжаю тревожиться я.

— Значит, стихнет, — меланхолично утверждает Монахова.

Больше ничего от нее добиться я не могу. На всякий случай стучу ногтем пальца по барометру. Стрелка дергается и отклоняется еще на несколько миллиметров вправо. Откладываю прибор в сторону. На душе тревожно. Рассуждения Монаховой успокоили меня так же, как успокаивают больного, сидящего в зубоврачебном кресле, уверения в полной безболезненности бормашинки. И хотелось бы верить, да не получается. Но предчувствия к делу не подошьешь.