– Нет, не рассказывал.
Я кивнул.
– Это на него похоже. Да, главный его недостаток, что он слишком скромный, слишком застенчивый. Честное слово, вы бы ему сказали, чтоб он так не стеснялся.
В эту минуту вошел кондуктор проверять билет у миссис Морроу, и мне можно было замолчать. А я рад, что я ей все это навертел. Вообще, конечно, такие типы, как этот Морроу, которые бьют людей мокрым полотенцем, да еще норовят ударить побольнее, такие не только в детстве сволочи, они всю жизнь сволочи. Но я головой ручаюсь, что после моей брехни бедная миссис Морроу будет всегда представлять себе своего сына этаким скромным, застенчивым малым, который даже не позволил нам выдвинуть его кандидатуру. Это вполне возможно. Кто их знает. Матери в таких делах не очень-то разбираются.
– Не угодно ли вам выпить коктейль? – спрашиваю. Мне самому захотелось выпить. – Можно пойти в вагон-ресторан. Пойдемте?
– Но, милый мой – разве вам разрешено заказывать коктейли? – спрашивает она. И ничуть не свысока. Слишком она была славная, чтоб разговаривать свысока.
– Вообще-то не разрешается, но мне подают, потому что я такой высокий, – говорю. – А потом у меня седые волосы. – Я повернул голову и показал, где у меня седые волосы. Она прямо обалдела. – Правда, почему бы вам не выпить со мной? – спрашиваю. Мне очень захотелось с ней выпить.
– Нет, пожалуй, не стоит. Спасибо, дружочек, но лучше не надо, – говорит. – Да и ресторан, пожалуй, уже закрыт. Ведь сейчас очень поздно, вы это знаете?
Она была права. Я совсем забыл, который час.
Тут она посмотрела на меня и спросила о том, чего я боялся:
– Эрнест мне писал, что он вернется домой в среду, что рождественские каникулы начнутся только в среду. Но ведь вас не вызвали домой срочно, надеюсь, у вас никто не болен?
Видно было, что она действительно за меня волнуется, не просто любопытничает, а всерьез беспокоится.
– Нет, дома у нас все здоровы, – говорю. – Дело во мне самом. Мне надо делать операцию.
– Ах, как жалко! – Я видел, что ей в самом деле меня было жалко. А я и сам пожалел, что сморозил такое, но было уже поздно.
– Да ничего серьезного. Просто у меня крохотная опухоль на мозгу.
– Не может быть! – Она от ужаса закрыла рот руками.
– Это ерунда! Опухоль совсем поверхностная. И совсем малюсенькая. Ее за две минуты уберут.
И тут я вытащил из кармана расписание и стал его читать, чтобы прекратить это вранье. Я как начну врать, так часами не могу остановиться. Буквально часами.
Больше мы уже почти не разговаривали. Она читала «Вог», а я смотрел в окошко. Вышла она в Ньюарке. На прощание пожелала мне, чтоб операция сошла благополучно, и все такое. И называла меня Рудольфом. А под конец пригласила приехать летом к Эрни в Глостер, в Массачусетсе. Говорит, что их дом прямо на берегу и там есть теннисный корт, но я ее поблагодарил и сказал, что уезжаю с бабушкой в Южную Америку. Это я здорово наврал, потому что наша бабушка даже из дому не выходит, разве что иногда на какой-нибудь утренник. Но я бы все равно не поехал к этому гаду Эрнесту ни за какие деньги, даже если б деваться было некуда.