— И чего ко мне все пристали? — пробормотал он.
— Ну, — мягким смехом Патрис маскировала свое смущение, — это, конечно, ставит меня на место. А ведь я всегда считала вас хорошо воспитанным человеком.
— Я не это имел в виду. — Джей Пи пустил в ход всю свою гибкость, чтобы скрасить неловкость ситуации. — Извините. Просто предполагал, что вы отправитесь туда с этим своим юристом.
— Мы с Четом… старая история. — Она небрежно махнула рукой. — Он слишком боится увлечься нашими отношениями, как бы это не помешало его работе.
Джей Пи немедленно ощутил приступ сочувствия к ней.
— Да, сейчас масса таких.
Она широко открыла глаза.
— И вы тоже?..
— Да.
— Ага. Центральная Америка. Наверно… экзотическая латинская красотка, папа которой сделал состояние на бананах, но не одобряет вас, потому что вы не католик.
— Нет. Сумасшедшая рыжая американка, которая дважды чуть не убила меня, потом влюбилась страстно, а потом бросила в аэропорту.
Патрис удивленно заморгала.
— Простите?
— Это долгая история.
— Думаю, не длиннее поездки.
— Ох, не напоминайте мне.
— Ну что, Джей Пи, я могу сказать? Я уже ненавижу ее.
Вспоминая, как Кэт с ним обошлась, Джей Пи уже сам почти ненавидел ее.
Он заглянул в голубые глаза Патрис, боясь увидеть в них опасный блеск. Что-то он разоткровенничался. Джей Пи поерзал в кресле.
— Я буду очень благодарен вам, Патрис, если вы оставите эту историю при себе.
— О чем, о влюбленности или об отставке Эда?
— И о том, и о другом.
— Вы правы, разговоры о том и о другом были бы вам сейчас некстати, так что я обещаю не публиковать их в воскресной колонке светской хроники.
— Вы настоящий друг.
От этих слов Патрис вздрогнула.
— А виновница всех ваших несчастий собирается быть на банкете?
Джей Пи кивнул:
— Да. Ее даже награждают. — Он что-то слышал об этом. В журналистской среде существуют свои секретные источники.
— Ну. — Легким движением Патрис поднялась на ноги. — А вы не думали о том, чтобы объединиться с нею и быть несчастными на банкете вместе?
На этот раз он не колебался.
— Патрис, я горд.
В вечер банкета Кэт Кайли стояла у входа в бальный зал элегантного отеля и ощущала себя сбившимся с пути, одиноким, обиженным ребенком.
Она была без сопровождения и чувствовала себя ужасно. Надо было произвести хорошее впечатление, но мешало самолюбие: ей казалось, что в этом платье она словно выставлена напоказ. Но именно самолюбие заставило ее расправить плечи.
Если бы еще не тошнота, стократно усилившаяся, когда она увидела Джей Пи Харрингтона. Он был не похож на себя центральноамериканского, но и здесь, в этом элегантном окружении, выглядел как дома. Словно был рожден для того, чтобы носить смокинг.