На крутом перевале (Михале, Ионице) - страница 109

— Зарежь ту телку, чтобы не мучилась.

Я поймал нож на лету, но понял, что не способен сделать то, что мне велели, — добить ту телку, которая не могла ни подняться, ни умереть.

Заместитель заведующего возвращался, мчась во весь опор. Вся река была в мазуте, но он нашел-таки что-то вроде артезианского колодца и трубу от буровой скважины. По ней текла вода, падая струей толщиной в ладонь в чугунные кюветы трубопровода, который уходил куда-то под землю. Теперь мы могли напоить скот вдоволь.

Горело солнце, такое беспощадное, как будто задумало сжечь все вокруг. Заместитель заведующего фермой решил пойти поискать еще желоба…

Коров приходилось хватать за рога и подтаскивать к кювету. Однажды уже обманутые, они не верили и чистой воде.

Обратно собрались через трое суток. Та телочка, которая споткнулась и была затоптана стадом, не погибла. Она судорожно билась головой о землю. Когда мимо нее проходило стадо, она спокойно смотрела на него одним уцелевшим глазом, а затем снова еще яростнее принялась биться головой о землю. Я подошел к ней с чувством вины за то, что сейчас должно было произойти. Животное медленно положило голову, словно ожидая избавления. Разбитые виски слабо кровоточили. Телка вытянула в мою сторону потрескавшийся от жары и изодранный о песок язык. С болью, но я все-таки решился вонзить ей нож в шею. Дальше все было удивительно спокойно и легко. Я смотрел, как тело животного постепенно переставало биться в конвульсиях и успокаивалось. Все еще не придя в себя, я как мешок упал животом на круп лошади и пустил ее с места вскачь. От ощущения теплого крупа лошади мне стало легче, а бег назад сухой земли под копытами лошади словно убаюкал меня, затушевал в памяти недавнюю картину.

* * *

Спокойное солнце, прозрачная тень. Где-то по соседству кудахчет курица, снесшая яйцо. Мы курим и болтаем в тихом углу казармы — кто в майке, кто по пояс обнаженный. Большая божья коровка садится мне на щеку. Я снимаю ее и кладу на ладонь:

— Божья коровка, улети на небо…

Где-то рядом петух подзывает курицу, слетевшую с гнезда.

У нас хозяйственный час. Мы несли кровати и матрацы на солнце. Матрацы — как буйволы, разлегшиеся на траве, не очень новые, не очень старые. Сколько солдат спало на них?

Ночной сон и обязательный час дневного сна. Многие и многие солдаты отдыхали после занятий на этих матрацах. И снились им женщины, которых они ласкали, и поезда, которые мчали их домой, и трамваи, поля, стройки, сады, заводы, леса, пляжи, стада овец, балы, свадьбы, помолвки. Те солдаты, что спали на наших матрацах, сейчас, наверное, в пути, по дороге домой или к месту работы, а может, на вечеринках или в объятиях любимых — где-то в разных уголках нашей страны. Если бы мой матрац был более старым, то, вполне возможно, он помнил бы, что некоторых из тех солдат, кому снились женщины и поезда, которые увозят их домой, уже нет в живых. Были времена, когда солдатская дорога могла стать дорогой, с которой не возвращаются…