И вот это письмо. Здесь нельзя торопиться, нельзя допустить ошибку. Речь идет о судьбе офицера. Даскэлу вспомнил о сирени, весело подумал: «Жизнь сама сметет все тревоги Меланьи Соаре, Встретиться с ней придется, но это наверняка лишь формальность, выполнения которой требуют правила проведения дознания».
* * *
Прошла неделя. Даскэлу все еще не составил докладную записку командиру полка, по поводу письма Меланьи Соаре, И не потому, что в учебных буднях у него не было ни минуты свободного времени. Он, несмотря на занятость, мог бы найти час-другой, чтобы изложить все на бумаге. Но что излагать? Достаточной ясности у него не было.
Между тем сирень стремительно отцветала. Куст зазеленел молодыми побегами, и Кэрэушу с трудом отыскивал несколько веточек на затененной стороне. Видя, как он упорно ищет цветы, как уходит счастливый, если удается найти хотя бы одну веточку сирени, Даскэлу сочувственно улыбался: «Так ведь и до роз доберется! Ну этого уж я не позволю. Пусть ломает акацию по дороге!»
Теперь Даскэлу знал, что цветы эти не для Меланьи Соаре. Когда он сказал Кэрэушу о письме, лейтенант сразу признал себя виноватым, сожалел о случившемся. Но раскаивался он не в своей неосторожности, а в том, что сам верил в свою любовь и делал все, чтобы и она в нее поверила.
— Я виноват, я, — повторял он глухо. — Но теперь уж ничего не поправишь. Во лжи я жить не могу.
— Да как же это все получилось?
— Я и сам не знаю. Вот встретил настоящую любовь, тогда только понял, что те чувства не были любовью…
После встречи и беседы с Меланьей Соаре Даскэлу почувствовал, что Кэрэушу даже в том не виноват, в чем винит себя при своей юношеской честности и чистоте. Он был, как говорят мудрые люди, скорее, жертвой обстоятельств. А за этими обстоятельствами, заботливо, словно паутина, сплетенными, стояла Меланья Соаре.
— Вы ведь имели определенную цель? — прямо спросил ее Даскэлу, когда они начали разговор.
— А что в этом плохого? — удивилась Меланья. — Он мне нравился.
«И она ведь права! — подумал Даскэлу, обескураженный искренностью женщины. — На что только не решится женщина ради любимого!» Но это его романтическое умозаключение оказалось преждевременным. Меланья почувствовала, что сердце его дрогнуло, и перешла в наступление. Она обрушила на Даскэлу поток слов, часто бессвязных, и он был буквально потоплен в этих признаниях. Слушая ее, Даскэлу все более раздражался, чувствуя, что она сознательно старается его разжалобить. Странно, влюбленная и самоотверженная женщина с разрывающейся от горя душой вряд ли выбрала бы роль жертвы, которую Меланья так мастерски играла. Она как будто все время боялась, что капитан не заметит ее любви, ее отчаяния, ее страданий. Даскэлу поймал себя на том, что стал участником не настоящей, а разыгрываемой драмы. Неловкость первых минут прошла, Даскэлу решил отбросить эмоции и беспристрастно во всем разобраться.