«Напрасно, напрасно я еду!» Оанча снова потер виски, стараясь отогнать воспоминания.
— Через час будем на месте, товарищ капитан, — проговорил водитель, будто извиняясь и за дождь, и за скользкую дорогу, и за такую непроворную свою машину.
Оанча ощутил тепло зажатого в ладони ключа, и мысли его улеглись, потекли, разматывая клубок недавних событий.
И вот опять золотистая, волнующая, трогательная Лия… Такой она была в ночь, которую они провели вместе. Нелепо, абсурдно. Только случай своими неведомыми путями свел их на мгновение. Они прожили его словно в опьянении.
* * *
Зимой Оанча и еще два офицера ехали по делам в Бухарест. В поезде они встретились с Лией Павелаке. Лия ехала сдавать экзамены. Она училась заочно в университете на филологическом факультете. Поезд опаздывал из-за сильных заносов. В Бухарест прибыли ночью. На улицах — ни души. Вьюга наметала сугробы, обволакивала снежной пылью дома.
Они отыскали такси. Одна, вторая гостиница — нет мест. Наконец, уже где-то на окраине, в маленькой старинной гостинице, им предложили три номера в мансарде. Лия заняла угловую комнату, офицеры поселились вместе, а Владимир отправился в номер в глубине коридора.
Было уже далеко за полночь, когда к нему вдруг постучали. За дверью стояла Лия, посиневшая от холода, кутаясь в наброшенное на плечи одеяло. Оказалось, что батарея отопления в ее комнате не работает. Дежурную она не нашла. Что же делать? А вьюга так старается, что снег добирается даже до кровати.
Оанча быстро накинул френч, намереваясь отправиться в ее комнату, но Лия горячо запротестовала: «Там просто Северный полюс! Вы простудитесь, заболеете».
Он и теперь уверен, что Лия пришла к нему не специально, не с каким-то женским расчетом. Она вся дрожала, как озябший воробышек. Он подтолкнул ее к кровати, накинул одеяло, а поверх еще свою шинель, дал хлебнуть коньяку. Долго гладил по голове, как больного ребенка. Озноб прошел, глаза у нее засветились. Молодость? Озорство? Просто они вдруг сошли с ума…
Когда он проснулся, Лии рядом уже не было. Видимо, она поняла, что встречаться им больше нельзя, — стыдно будет за эту минутную слабость. Сколько раз она говорила ему, что ждет настоящего чувства. Ночь эта не нужна ни ей, ни ему.
Конечно, в гарнизоне очень скоро стало известно о его «успехе». Да он и не собирался ничего скрывать от Анки. Рассказал все. Каялся, пытался все объяснить, просил прощения. Анка сразу потухла; разбитая, с воспаленными, сухими глазами, она, казалось, не слышит его. Только когда он уходил, она холодно сбросила его руку с плеча, будто защищаясь, тихо проговорила: