— Слаб солдат, слаб, — произнес Черемушкин, придерживая немецкого радиста, без стука опустившегося на пол.
Рация продолжала тихо и монотонно попискивать, вызывая у разведчиков одинаковое неодолимое желание воспользоваться ею и выйти в эфир: судьба выдавала им непросроченный вексель заявить своим о себе, может быть, последний раз в жизни.
— Согласен командир, не спрашивай, — подталкивая Черемушкина к радиостанции, заявил Сабуров.
Быстро определившись, найдя нужный ему диапазон радиоволны, экспромтом, без подготовки, на память, Черемушкин коснулся пальцами радиоключа:
— «Беркут»! «Беркут»! Я — «Пегас»! Я — «Пегас»! Как поняли? «Беркут»! Я — «Пегас»! Отвечайте!.. «Беркут»! Я — «Пегас»! Радирую с хутора Святой Симеон, что рядом с урочищем Желтый Пес… В моем распоряжении две-три минуты. Отсутствием большой «коробочки» остался сержантом Сабуровым. Настаиваю допросе Вейса по системе управления минными полями, сконцентрированной в лисьих немецкой дивизии норах, Стрекалино в полосе обороны «Феникса». Надежда встречи частями нашей армии нулевая. Связь заканчиваю… Черемушкин.
«Пегас»! «Пегас»!.. Я — «Беркут»! Вас понял отлично. Ждали нетерпением, беспокойством вашего радио… Приказ затаиться и ждать. Повторяю, приказ комфронта — затаиться и ждать частей советской армии. Я — «Беркут»! Связь прекращаю. Привет Валентинова и Чавчавадзе…
С глубоким сожалением Черемушкин прикладом автомата ударил по лицевой части радиостанции, разрывая живую ниточку, связывающую с родной армией, словно разбивая бьющееся сердце разведгруппы, частицу души самой Ковровой, ушедшей ради нее, этой пульсирующей нитки жизни и пропавшей без вести.
Разведчики шагнули к выходу во внутренний двор, когда Сабуров вдруг заметил рядом со столом, на котором стояла разбитая радиостанция, трость — изящную, черного дерева, с удобной рукояткой. Впереди, на выступе, гнездился крошечный бронзовый орел, взмахнувший крыльями для взлета. Трость по всей длине была затейливо инкрустирована серебряными пластинками с вязью монограммы. Для интереса он взял ее в руки, повернул рукоять вправо. Послышался щелчок: рукоять с узким, остро отточенным клинком на размер финского ножа, осталась у него в правой руке, ножны же — в левой, хороший подарок для командира, — решил Глеб и вышел вслед за Черемушкиным.
— Возьми, командир, — протягивая капитану трость, сказал разведчик, — на память от Глеба Сабурова.
Черемушкин взял трость и хотел было рассмотреть ее, как Сабуров тут же толкнул его под руку, прошептав тревожно:
— Невероятно! Мы же совсем забыли про жилой флигель справа…..