Граната Ф-1, недолетевшая до обороняющихся, плюхнулась на землю, круша осколками кустарник, оставляя дымящуюся, рваную воронку.
Один из солдат группы майора Окунева — худенький, небольшого росточка, с выразительным взглядом больших миндалевидных глаз на тонком и узком лице — Станислав Мешков, тот, что принес Окуневу на последнем привале обрывок шоколадной обертки, вдруг резко приподнялся из-за укрытия и грудью налег на мелкорослый кустарник, повернув голову в сторону своих однополчан. Его одеревеневший указательный палец, застряв в отверстии спусковой скобы, жал на гашетку спуска, и автомат в руках мертвого безостановочно посылал пулю за пулей в предвечернее, густо синеющее небо, а из черных глаз Мешкова крупными градинками катились слезы. Слезы не ужаса и смерти — какой-то тайной надежды умирающего тела.
Железный натиск диверсантов, штурмовавших позицию советских солдат, внезапно ослабел и прекратился. Послышались короткие, как хлопки пастушечьего бича, сухие и одиночные пистолетные выстрелы.
— Своих раненых добивают, шакалы, — с грустью проговорил лейтенант Бородин. Он съежился, словно его охватила лихорадка, вытер катившийся по лицу пот и задышал тяжело, с присвистом. — Товарищ майор, выходите из боя. Мы с Глуховым прикроем вас, — кивнул он на рослого, с симпатичным лицом, ладно скроенного солдата. — Рядовой Васильченко серьезно ранен в бедро. Терпит, но не признается. Если пробудет в таком положении долго — гангрена обеспечена. Прошу вас, товарищ майор! Уходите навстречу нашим вместе с Васильченко. В помощь вам — рядовой Петухов…
Окунев внимательно посмотрел на Бородина.
— Плохо же ты думаешь о старших по званию… Не забывай, лейтенант, что я тоже солдат. Право на жизнь у нас с тобой одно, задача — тоже общая. Глухов! Займитесь перевязкой командира! Он же тяжело ранен! Петухов, перевяжите Васильченко!
В уголках губ Бородина показалась кровь. Пузырясь, медленно стала накапливаться, стекать на подбородок.
— Не заметил, как зацепила, проклятая, товарищ майор… Под правую лопатку. Видимо, легкие продырявило, но это пустяки, ничего, выживу… Главное, рассчитаться сполна с Гансами… Мама! Прости! Долго не писал тебе, родная, писем… — стал бредить Бородин.
«Если фашисты повторят атаку, нам не удержаться! — подумал Окунев. — Правда, вряд ли они сунутся в лоб. Скорее всего, обойдут нас с тыла. Пара гранат — и все. Но все равно им никуда не деться. Скоро подойдет подкрепление».
…Перестреляв тяжелораненых, гауптман фон Роне вывел свою группу из боя и спешно двинулся на запад. Через полкилометра он построил в шеренгу своих подчиненных. Перед ним стояло всего десять человек.