— Три минуты, чтобы привести себя в порядок! Уходить нужно немедленно. Франц Граббе! Что у вас с левой рукой?
— Так! Пустяк, гауптман! Касательное ранение. Движение в локте свободное и безболезненное, — чуть сойдя с лица, зная, что за этим вопросом кроется, раболепно проговорил Франц Граббе.
— Резко вытяните руку вперед, — приказал фон Роне.
Рука у Граббе, словно налившись свинцом, не поднималась.
— Все понятно, не утруждайте себя. Вам же больно! — произнес фон Роне. — Вы не боеспособны, друг мой! Фридрих! Поговорите с Францем. Он нуждается в добром напутствии.
— Идем, Франц! — с тупым равнодушием сказал радист. — Идем, дорогой, здесь совсем неподалеку…
Они скрылись из виду принявших вновь походный порядок диверсантов.
— Ты же лучший мой друг, Фридрих! — тяжело проговорил Франц Граббе. — Неужели ты выстрелишь в меня, и я останусь здесь навсегда… Не увижу больше фатерлянда. Подумай, ведь мы с тобой под одним богом ходим…
— А я и останусь твоим другом, Франц. Навсегда твоим другом. Разве можно вычеркнуть из жизни все то, что было у нас с тобой, Франц! Да не скули ты, не дрожи, как осина под топором, не нагоняй тоску — и так тошно. Все будет хорошо! Нашли дурака, чтобы пролить твою кровь. — Проговорил Кальтенбраун, вынимая из кобуры пистолет «Вальтер» и отводя курок. — Ты только не смотри мне так жалобно в глаза, Франц! Повернись затылком. Пуля из пистолета уйдет в воздух, а ты падай, лежи и не шевелись… Выстрел нужен для тех, кто остался в строю с гауптманом. — Когда Франц Граббе повернулся отяжелевшим телом, Фридрих Кальтенбраун мгновенно выдернул из ножен кинжал и наотмашь всадил его острие между лопаток обреченного. Фон Роне любит тишину.
В тот же самый момент майор Окунев, забыв о времени и вражеских диверсантах, держал на своих коленях отяжелевшую голову уходящего из жизни лейтенанта Бородина. Жизнь покидала лейтенанта тихо и безропотно, уходила незаметно, и он, даже не вздрогнув и не застонав, ушел в небытие.
— Все! — обронил единственное слово Окунев, отворачивая в сторону лицо. Глаза его затянуло туманом…
— Товарищ майор! Ракеты! — радостно воскликнул радист Петухов. — Сигнальные ракеты!
Окунев поднял глаза. Вот и пришла помощь. Теперь можно взять в плотное кольцо оставшихся диверсантов. Генерал выслушает доклад о проведенной операции и скажет «спасибо». Но в его чуть прищуренных глазах Окуневу, конечно же, придется уловить не только благодарность, а и сдерживаемый изо всех сил крик-упрек: «Левашова все-таки упустили…»
Две зеленые и одна красная ракеты хвостами-кометами легли прямо над лесом. Точно такие же появились слева и справа. И только над северным краем леса небо было пустынным, обряжаясь в черную бахрому сентябрьской ночи.