Встретив сочувствие, Аня ожила и стала фантазировать: жаловалась на то, что Николай Егорович якобы очень «тесно» ее дома держал, замучил ревностью, ограничивал ее общественный рост. Надеясь, что многие позабыли, как обстояло все на самом деле, обвинила бывшего мужа и в том, что родной ее мальчик вырос на стороне. И так горячо она это рассказывала, что и сама всему верила.
— Трудно одной будет, — пожалели Аню. — И материально, и вообще.
— Интересно! — побледнев, сказала Аня. — Да что, он меня поил, кормил?..
Имела она неосторожность завести подобный же разговор при Лиде Дядькиной. Не учла, что Лида и Николая Егоровича хороша знала, да и ее самое неплохо. На людях Лида ей никакого замечания не сделала, а потом сказала:
— Аня, ведь он тебя любил! Зачем ты все это плетешь?
Аня смахнула слезу и призналась искренне:
— Ой, Лидка!.. Ты не представляешь, как тяжело!..
Она уже поняла: все только притворяются, будто не знают, что не по взаимному недовольству разошлись они с мужем, а он ее бросил, нашел другую. Поэтому и жалеют.
Та же строптивая Ульяна Петровна сказала Ане с большим сочувствием:
— Аня, миленькая! Наше женское дело — перенести. Лишь бы на детей не отразилось. Лишь бы дети наши нас уважали.
У «малограмотной» Ульяны Петровны, которая всего лет на шесть-семь была постарше Ани, было трое взрослых детей. И двое уже с высшим образованием. Они-то, наверное, мать уважали. Аня подумала, какую она ошибку сделала: послушала Николая Егоровича, Юру от себя отпустила. Мог бы и при ней институт окончить, не обязательно военным быть. И больно стало при мысли, что Юра когда о ее беде узнает, то может и не посочувствовать.
Дома ей теперь одной сидеть перед телевизором было невыносимо. Вместе с цехом пошла в кино, посмотрела «Большую стирку». Посмеялась немножко, хоть и через силу.
— Ты бы, Аня, тряхнула стариной, сводила бы нас в театр.
«И то, чем одной-то сидеть…» Аня отстояла у кассы часа три и купила всем билеты на «Дети Ванюшина».
— На них только с нагрузкой можно достать, а я для вас сделала. Постановка исключительная! — говорила она.
Но самой ей «Детей Ванюшина» посмотреть не пришлось. Вечером накануне спектакля ей принесли телеграмму: умерла мать.
Аня так закричала, что услышали в соседних квартирах. Сбежались люди, большинство которых она и не знала толком, ввели ее в комнату, посадили на диван. Предлагали чем-нибудь помочь. Но что они могли для нее сделать?
Опомнившись наконец, Аня побежала к телефону-автомату. Дрожащими пальцами кое-как набрала номер.
— Девушка, можете вы мне Колю позвать? То есть Николая Егоровича…