— Он… погиб? — спросил Филист.
Сосибий кивнул.
И Филист заплакал: он потерял последнего из друзей, пережившего золотые годы восхождения Дионисия, в глубине души всегда хранившего ему верность — до самого конца.
— Когда ты едешь обратно? — поинтересовался он наконец у купца.
— Через три дня, как только закончу погрузку.
— Ты сможешь передать мое послание Лептину? Он по-прежнему на Лиссосе?
Сосибий ответил уклончиво:
— Это слишком опасно. Но если я вдруг узнаю, что кто-нибудь отправляется туда, я попрошу его передать Лептину, что ты жив и находишься в добром здравии. Так пойдет?
Филист поблагодарил его:
— Я признателен тебе за это. Мы с ним большие друзья, думаю, он будет рад получить известия обо мне.
Они снова встретились через три дня, в порту. Сосибий уже одной ногой находился на борту своего корабля и тут вдруг обернулся.
— Я забыл о самом интересном, — сказал он. — Об истории с Платоном.
— С Платоном? — повторил Филист, вытаращив глаза. — Ты имеешь в виду великого философа?
— Его самого. Этой весной он посетил Италию и побывал на Сицилии, в том числе в Сиракузах. Как ты понимаешь, многие приглашали его в гости — представители высших кругов города; думаю, также и кое-кто из членов Братства. Сначала он заявил, что наши привычки к роскоши достойны сожаления: есть три раза в день, каждый день спать с женой, иметь слишком богатые дома. Не удовлетворившись этим, в одной из бесед он начал обличать пороки, — продажность и разврат, царящие в государственных учреждениях при тирании, уточнив, что, коль скоро нет способа бороться с этой чумой, иной путь состоит в том, чтобы философы обучали наследника тирана, дабы превратить и его в философа, а следовательно, сделать из него достойного правителя. Ты понимаешь? Он напрашивался в наставники к Дионисию-младшему.
— Довольно смело, — заметил Филист.
— Смело? Я бы назвал это безумием.
— Но эти двое — я имею в виду Дионисия и Платона — встречались лично?
— Вот еще. Когда Дионисию сообщили обо всех этих высказываниях, он велел капитану корабля, которому предстояло везти Платона обратно в Грецию, продать его пиратам.
— Ради Геракла! — воскликнул Филист, бледнея. — Пиратам?
— Именно. Его ученикам пришлось выкупать его на рынке в Эгине, иначе бы он сгинул бог весть где.
Филист невольно усмехнулся, вспомнив, как Дионисий сказал однажды: «Философы! Я стараюсь обходить их стороной — как собачье дерьмо на улице».
Сосибий уехал, а Филист вернулся к своим занятиям — к написанию истории Сицилии, продвигавшемуся теперь особенно тяжело по причине скудости сведений.