В глухой полуночной тьме звякнул колокольчик. Тинь. Тинь. Тинь. Словно ветер играл с ветвями дерева у гробницы.
За дверями послышался тихий вздох.
— Дитя мое… Аммар?..
Как там говорил лаонский маг?
«Все, что ты услышишь в эти три ночи, есть чистая правда. Ты сможешь задать любые вопросы — и получишь на них нелживые ответы. Это плата за то, что тебе придется открыть двери и выйти к нему».
Ну что ж. Нужно выходить, о Аммар ибн Амир. Даже если за дверями тебя ждет призрак покойной матери, которой ты никогда не видел. Текеш-ханум, сказали ему, умерла родами. Твоими родами, Аммар.
Халиф аш-Шарийа толкнул створки, и они без скрипа и усилия, как во сне, распахнулись.
В мягком свете большой луны одежды женщины казались сероватыми и потрепанными. Колокольцы на столбах погребальных носилок снова зазвенели — еще один порыв ветра вытянул занавеси. Она сидела на подушках. С колокольчиком в руке — тинь, тинь, тинь. Ветер дохнул еще раз, и белое полотнище откинулось и запуталось в ветвях ивы.
Женщина подняла голову, и ткань медленно сползла с ее головы, открывая длинные темные волосы. Аммару было знакомо ее лицо — пять лет назад отец отвел его в тайное хранилище и показал портрет матери. Юноша вернулся живым из своего первого боя — с победой. Отец сказал: «Ты теперь мужчина и имеешь право знать все». До Аммара доходили слухи, что халиф любил его мать любовью безумца, какой не пристало мужчине любить женщину. В безумии своем отец вызвал во дворец художника-самийа и попросил написать портрет любимой. Халиф хотел, чтобы лицо Текеш-ханум сопровождало его в дальних походах, — и преступил запрет Али: не изображать живых существ. Текеш-ханум умерла в родах, оставив безутешному супругу Аммара — и шелковый свиток в ладонь длиной, с которого она глядела как живая: большие карие глаза газели, волна темных волос, стекающих прядями на плечи и грудь. Люди шептались, что халиф положил нечестивое изображение в могилу Текеш-ханум. Но Аммар с того самого дня знал, что под могильной плитой лежит лишь тело матери — а сердце отца и ее лицо хранятся в подземном склепе среди рукописей язычников и опасных предметов силы.
— Дитя мое, — Текеш улыбнулась и раскрыла руки. — Я рада, что смогла увидеть тебя. Мне горько было уйти, не услышав твоего первого крика.
Она спустила ноги с носилок и пошла по неровному скользкому булыжнику. У самых ступеней женщина подскользнулась — бросившийся вперед Аммар успел подхватить ее за руку.
Они опустились на верхнюю ступеньку — Текеш рассеянно водила рукой по резьбе на тяжелой каменной глыбе. Две Сестры — так звали эти парные монолиты, лежавшие у входа в масджид.