Так случилось, что читала я рассказы из сборника Алексея Варламова месяца три назад, а за рецензию взялась только сейчас. Но это и хорошо – писать не по первовкусию, а после, когда всё уже улеглось, отстоялось, вызрели и спрессовались смыслы.
Но тут я с изумлением обнаружила, что почти ничего не помню. А ведь прошло-то всего три месяца – не три года. Почему же так вышло? И чем вообще запоминается то или иное произведение? Не образами и сюжетами – они по прошествии времени превращаются в нечто смутное, а только одним: художественно убедительной глубиной переживания. Я, например, никогда не забуду «Спать хочется» Чехова или «В Париже» Бунина. Хотя это совсем короткие рассказы. Проза же Варламова достаточно многословна, нетороплива, с таинственными, как кажется автору, сюжетами. «Я никогда не писал стихов – мне их заменяли рассказы. Приходили сами, так что я не понимал и до сих пор не понимаю, откуда рождались эти тёмные сюжеты и появлялись странные герои. Я писал рассказы между прочим, но в какой-то момент увидел, что они и есть моё главное».
Конечно, никакие рассказы не заменят стихов и наоборот. Но не в этом дело. Главное и в стихах и в прозе – интонация, образность, смысловая плотность. Рассказы же Алексея Варламова практически лишены и того, и другого, и третьего. Интонация неузнаваема, запоминающихся, ярких образов тоже мало, смысловая плотность отнюдь не пропорциональна количеству страниц. Порой кажется, что автору изменяет вкус. Особенно неуклюжи эротические сцены: «Они сели в машину, плечи её дрожали, и Марыч остро почувствовал и жалость, и безумное влечение к неизвестному телу под белым халатом. Трясущимися руками вцепившись в руль, он отъехал от посёлка и вышел из машины.
Она не противилась ему, не кричала и не царапалась, но и не отвечала на его ласки, и он овладел ею грубо, как насильник, крича от ярости и наслаждения, когда входил в гибкое, изящное и неподвижное тело, склонившись над повёрнутой в сторону головою с полуоткрытыми глазами, впиваясь губами и зубами в её нежные плечи, влажные губы и грудь, и что-то яростное, похабное бормотал ей в ухо, ощущая себя не человеком, но степным зверем». («Партизан Марыч и Великая Степь»).
«Неизвестное тело под белым халатом» особенно впечатляет. Очень эротично. Но самое ужасное то, если внимательно вчитаться, что соитие происходит не с женщиной, а с машиной... Хороши и свежи затёртые до дыр эпитеты: «безумное влечение», «трясущимися руками», «влажные губы». Дважды в этом небольшом отрывке повторяется слово «ярость». «Гибкое, изящное и неподвижное тело» – это как? Гибкость предполагает некое движение. Неподвижное тело с трудом можно представить себе гибким. «Степной зверь» вообще вне конкуренции. Кроме того, немало в этой книге и психологических несоответствий. В рассказе «Партизан Марыч и Великая Степь» молодая степнячка покорно идёт и безропотно отдаётся насильнику, хотя возможность вырваться у неё была. Но ещё удивительнее то, что потом она начинает ему мстить, заставляя «пасти овец мужа».