— Этого — на кол!
— В сило!..
Притащили Лавру. На одном плече висел армяк, разорванная рубаха обнажила белую, впалую грудь, усыпанную мелкими рыжими веснушками. Лавра вырывался:
— Меня пан стражник посылал!
Увидав пана Мирского, вырвался и бросился к нему:
— Пан ясновельможный… Это я, Лавра!..
— Повесить!
Лавра побелел, задрожала борода:
— Пане стражник!.. Я — Лавра… Ты посылал меня в Пинеск. Про казаков доносил тебе!..
Войт сверкнул глазами на стражу. Те схватили Лавру. Он бился в истерике и кусался. Увидав Жабицкого, рванулся к нему.
— Пане, тебе доносил… Я — Лавра… За что мне кара?! — и завыл истошно.
Капрал Жабицкий отвернулся.
Привели на площадь схваченного рейтарами Юрко. Лука Ельский удивился: не давались черкасы в руки живыми, рубились до последнего вздоха.
Юрко шел гордо, но с опущенными глазами — на панов смотреть не хотел. Казаку была уготована особая кара. Гайдуки поспешно обкладывали поленьями и хворостом столб. Обложив, втащили на поленья Юрко и привязали к столбу. Казак молчал. Гайдуки подложили под поленья солому, высекли искру. Солома вспыхнула, лизнула сухой хворост. Он задымил. Через несколько минут схватились огнем поленья, зачадили, окутав сизым дымом неподвижную фигуру казака.
Издали смотрел войт на костер, на дым, прислушивался, не кричит ли казак. Юрко не кричал.
— Иродово племя!
Пан Лука Ельский вытер платком вспотевший лоб. Он устал за день. С отвращением посмотрел на виселицы, на трупы, на пылающий костер и удовлетворенно кивнул стражнику Мирскому:
— Научим!
К вечеру слуги привели во дворце в порядок несколько комнат. Пан Мирский ночевал уже у себя.
А утром примчался чауш и сообщил, что из Несвижа выехал в Пинск папский нунциуш Леон Маркони. К полудню должен быть в городе.
Леон Маркони приехал в Пинск в сопровождении пятидесяти гусар. Из окна кибитки настороженно смотрел на сожженный город. Но, минуя площадь, словно не заметил ни виселиц, ни трупов, ни медленно умирающих в страшных муках на кольях.
Пан войт и стражник Мирский вышли на крыльцо встречать гостя. На бледном, суровом лице папского нунциуша на какое-то мгновение задержалась улыбка.
— Слава богу! — прошептал он.
— На вечные времена! — поддержал Лука Ельский.
Накрыли стол. Нунциуш Маркони поднял кубок в честь трудной и славной победы.
— Гетман Януш Радзивилл выходит с войском под Лоев, — сообщил он.
— Может быть, к зиме и покончим с бунтом, — стражник Мирский прищурил остекленелый глаз. — Остались мелкие шайки, которые из леса теперь не покажутся.
— Будет не плохо… — Леон Маркони был голоден. Он придвинул поближе к себе миску с курицей и отломал ножку. — Есть надежды, что схизмат Хмельницкий угомонится.