Цепь измен (Стимсон) - страница 143

Я морщусь, когда он проталкивается в меня и встречает сопротивление. От него немного пахнет потом.

— Ты в норме? — с тревогой спрашивает он.

Я киваю, набираясь храбрости.

Еще толчок — и я ощущаю острую, жгучую боль, как будто вставляешь тампон «насухую», только в сто раз хуже; и вдруг он уже движется внутри меня. Я жду какого-то ослепительного, как молния, мига, но мне просто-напросто больно. Ужасно. Словно кто-то сует палец глубоко тебе в нос. Мы раскачиваемся, ударяясь костями и подбородками, совершенно несинхронно. Можно подумать, я танцую с парнем, у которого никакого чувства ритма и обе ноги — левые. В конце концов, я перестаю двигаться: пусть сам трахается как хочет. При каждом толчке я врезаюсь головой в мягкую спинку кровати, но каждый раз, когда я пытаюсь сползти вниз, Мишель снова выпихивает меня наверх. Боль прошла, однако я никак не могу сказать, что получаю кайф. Если честно, совсем не так приятно, как целоваться. Никакого щекочущего, звенящего предвкушения. В сущности, теперь, когда уже не больно, это несколько… скучно, что ли?

И это все? Все, чем в итоге заканчивается флирт, ухаживание и поцелуи взасос? Вот это потное неуклюжее «взад-вперед», «взад-вперед»?

Он начинает двигаться быстрее, и я неловко ерзаю. Мои волосы застревают у него под локтем. Надеюсь, он поторопится и побыстрее кончит. А я-то думала, что мальчишки-подростки кончают, не успев толком расстегнуть штаны.

Внезапно он застывает и взвизгивает — ни дать ни взять Каннель, когда ему наступают на хвост. Ну, наконец-то!

Он тяжело откидывается на подушку рядом со мной.

— Merde![36]

Между ног сочится что-то липкое. Мне холодно и больно; ей-богу, таким трением я заработала как минимум ожоги третьей степени. Не могу поверить, что это так дерьмово. Флер уверяет, будто после первого раза становится лучше, но, если честно, по-моему, хуже уже просто некуда. Если в этом и состоит секс — то, извиняюсь, мне вообще непонятно, из-за чего весь сыр-бор.

Прикурив две сигареты, Мишель протягивает одну мне. Уже собираюсь сказать, что не курю, но передумываю: обычно из дома я тоже не убегаю — и не напиваюсь арманьяком, и не теряю девственность.

— Хорошо, да?

Закашлявшись, выдыхаю:

— Наверное.

— В следующий раз будет лучше, — уверенно заявляет он. От сигареты мне становится тошно. Комната вращается, и я вдруг понимаю, что меня сейчас вырвет. Выпрыгиваю из кровати и опрометью бросаюсь к смежной ванной; по внутренней стороне моих бедер стекает семя.

Арманьяк, когда выливается наружу, жжет даже сильнее, чем когда я заливала его внутрь. Я тужусь, пока рвота не превращается в сухой кашель, смываю и захлопываю крышку унитаза, и сижу, прислонившись к ней головой. О Господи, что я наделала?