Я сразу поняла: это для него я хранила себя в чистоте столько лет. Иногда я жалею, что мне не с кем было его сравнить. А потом вдруг думаю: с чего бы? Какой был бы в этом прок? Если бы он оказался хуже в постели (впрочем, я не вполне понимаю, что значит «хуже». Оно измеряется в количестве оргазмов? Или минут, затраченных на прелюдию? Или зависит от того, заваривает ли он после для вас чашку чая?), разве я не чувствовала бы себя немного расстроенной, разочарованной — как во второй день распродажи в универмаге, когда все вещи красивых расцветок раскуплены и остались только грязно-коричневые и серые? И что толку, если бы он был лучше? Я бы просто сожалела о времени, потраченном на других, которые никуда не годились.
Уильям был просто великолепен. Простыни под нами дымились, что бы там ни думали о нас теперь. У него было крепкое, упругое, мускулистое тело: я никогда прежде не видела голых мужчин. Лишь когда он оказывался внутри меня, я переставала чувствовать себя одинокой.
— Мам! Ты что, не слышишь, я тебя зову! Твой тост, наверное, совсем остыл.
В комнату заглядывает Кейт; она повисает на ручке двери снаружи, словно боится войти — вдруг подцепит заразу?
Люди всегда так себя ведут с теми, кто в депрессии. Однажды я прочла в каком-то стихотворении: «Ты прокаженный наших дней, пусть и без колокольчика». Ко мне относятся как к какому-нибудь изгою, словно я сама навлекла на себя напасть и всему виной некие изъяны в моей натуре. Но я не сделала ничего, что заслуживало бы подобной кары. Я бы не пожелала этого худшему врагу. Я живу в постоянном страхе: а вдруг моя болезнь передалась моим детям, как мне от отца? Если бы я только знала обо всем заранее, то вообще никогда не стала бы рожать. Разумеется, никто не подозревал, что мой отец болен: его просто считали эксцентричным, дружелюбным владельцем ресторана, который пропивал все доходы, пока, наконец, мать не бросила его и он не обратился к Богу (ну и к Лиллиан). «Просто Гектор, — говаривали люди, — такой фактурный персонаж».
Я пристально наблюдала за Кейт, по мере того как она взрослела, — гораздо пристальнее, чем за мальчиками. Я почему-то всегда точно знала, что их чаша сия миновала. Вдобавок мужчинам больше везет в любви: меньше конкуренция. Пока я не замечала в дочери никаких тревожных признаков, но ведь то же было со мной: меня считали творческой, креативной личностью. А потом родилась Кейт и…
— Мам, хватит так пялиться. Ты меня пугаешь.
Кейт больше привязана к отцу; она буквально боготворит землю, по которой он ступает. Забавно: ведь я тоже ненавижу свою мать.