Он не позволил.
– Эрванн мак Эдерн, – сказал Лотарь, – мы, цесарь Великой Державы Остланда, с сего момента берем вас и ваш народ под свое покровительство.
На самом деле коронации еще не было, и слово «цесарь» он произнес с опаской и замиранием сердца.
Никто не возразил.
Остроухому надели обсидиановые браслеты, и тот спокойно пошел за цесарским магом.
– Он пришел умирать, – сказал юноша-толмач, завороженно глядя эльфу вслед. – Он… надел сиреневое.
Цесарь перехватил взгляд Морела и улыбнулся:
– Не нужно.
– Государь, он им сочувствует!
– Ну не рубить же ему голову, – сказал Лотарь. – Времена изменились, Морел. Изменились.
Другой бы явился с предложением верно служить, – но этот наслужит, пожалуй.
В Дун Лиместре, втором городе Державы, остроухих попробовали заставить работать. Чтобы не коптили зря небо, которое им больше не принадлежало. То, что вспыхнуло тогда в городе, затоптать получилось только вместе с эльфийским кварталом. Да и то – стыдно – обычный погром превратился едва ли не в войну Покорения, так что в Державе вспомнили старые времена, а кто-то – старые песни.
Впрочем, при матушке особо было не распеться.
Двор недоумевал – какая же с него польза, государь? Никто из них не понимал эльфов. Что до Лотаря, у него было достаточно времени, чтобы изучить трактаты дивных, сохранившиеся в библиотеке. Они слишком ценили жизни своих, для них обречь соплеменника на опасность – это гес. А уж если дело о жизни наследника Высокого дома…
– Пока он наш заложник, мы можем не вспоминать об эльфах. В том числе и о тех, которые еще прячутся от вас, господа, по лесам…
Эрванна поселили в Левом крыле – к вящему неудовольствию Морела. Но сделать тайник ничего не мог – пленников высокого рода всегда селили в Левом крыле. Однако ни у кого из прежде живших там не было такой богатой охраны, никому из них не приходилось носить обсидиановые браслеты; никого не поили каждый день настойкой волчьей ягоды.
Береженого бог бережет.
После того, разумеется, по столице только и разговоров было о том, как молодой цесарь пригрел остроухого.
Разорванный с ними, лучше пусть судачат об этом… а не о чем другом.
С Морелом они по вечерам играли в карты. Так было удобнее: днем он выслушивал доклады, а вечером – понимал, о чем в этих докладах говорилось на самом деле. Карты у Морела традиционно оказывались лучше. Цесаря это успокаивало.
Иво Морел не походил на начальника тайной службы. «Тайнику» полагается быть тихим и скользким, как рыба, говорить ровным голосом и двигаться бесшумно. Морел откровенно и гулко стучал каблуками по дворцовым коридорам, его смех едва не взламывал стены и заставлял дрожать зеркала. Он был красив какой-то книжной, прописной красотой. Умел при надобности быть полированно-вежливым, но со всей вежливостью – оставался искренним.