— Ладно, — неуверенно произнес он, — ты хочешь, чтобы я говорил? — Он положил себе несколько толстых ломтей жаркого, щедро сдобрив все подливкой. — А о чем?
— О себе.
— О чем угодно, кроме этого.
Пожав плечами, Клэр согласилась.
— Хорошо. Начинай с чего хочешь.
Еда оказалась превосходной. Уписывая сочное мясо, Шеннон в который раз удивился упорству Клэр.
— Я не думал, что ты такая настойчивая.
— Это что-то изменило бы? — улыбнулась она.
Тень улыбки коснулась его губ, и эта нерешительная попытка обдала Клэр жаром. Она глубоко вздохнула:
— Я хочу знать о тебе, о твоем прошлом, Дэн. По-моему, я прошу не слишком много. Тогда я смогу понять тебя и, возможно, себя, а также то, что испытываю к тебе.
И снова ее прямота потрясла Шеннона. Он заметил, что у нее дрожат руки. Она нервничает — может быть, даже сильнее, чем он. Но сердце его переполняла радость ее присутствия, заглушая другие чувства.
— И если я буду откровенен, ты дашь мне десерт?
Клэр рассмеялась, впервые почувствовав надежду. Ей показалось, что Шеннон испытывает ее, проверяет, действительно ли она сильная духом, ему под стать.
— Кокосовый пирог пропадет, если ты будешь упрямиться, Дэн.
Ее смех солнечным лучом пронзил его мрачный внутренний мир. В эту минуту Шеннону мучительно хотелось любить ее, чтобы она прогнала тьму своим смехом, теплом. В нем затеплилась надежда, и это потрясло его. Он никогда не знал этого чувства! Никогда. Бросив на нее раздраженный взгляд, он пробормотал:
— Лучше я буду говорить о моих цветниках и о розах.
— Хватит о розах. — Клэр встала, чтобы убрать посуду. Она увидела, что глаза его сразу же потемнели. Открыв холодильник, она достала пирог и отрезала два кусочка. — Расскажи мне о своем детстве.
Шеннон мрачно откинулся на спинку стула, не спуская с нее глаз.
— Невеселая история, — только и сказал он.
Она дала ему тарелку с пирогом и вилочку и уселась напротив:
— Рассказывай.
Вздохнув, Шеннон пожал плечами и взялся за вилку.
— Я был коротышкой. Всегда схватывался со старшими ребятами, которые задирали Дженни. — Он указал на своей искривленный нос. — Мне его три раза ломали в школе.
— А тебя кто-нибудь жалел?
— Шалуны не кидаются со слезами к мамам, — усмехнулся Шеннон.
— Твоя мать жива?
Внутри у него все сжалось, и он уставился на пирог, к которому так и не прикоснулся:
— Мы остались с сестрой одни, когда мне было четырнадцать.
— От чего она умерла? — тихо спросила Клэр.
— Погибла во время грабежа.
Она услышала нарастающую боль в голосе Шеннона.
— Расскажи мне об этом.
— Нечего рассказывать. Когда мне было тринадцать, родители эмигрировали в Америку. Они открыли бакалейный магазинчик в пригороде Нью-Йорка. Год спустя в лавку вошли двое парней, чтобы ограбить. Они забрали деньги и убили моих родителей.