Афганская бессонница (Еремеев-Высочин) - страница 156

Я прямо почувствовал, как один из них проник мне в левое плечо. Это было как укус змеи. Меня однажды в Англии ужалила в икру гадюка. У нее зубы очень острые, и они вошли в плоть мягко и быстро, почти безболезненно. Но потом ты ощущаешь боль от этого проникновения в замкнутое пространство тела, а еще чуть позднее в этом месте вспыхивает огонь. Вот и сейчас так было!

Я уже успел отдать фляжку Таирову и теперь освободившейся правой рукой прикоснулся к плечу — моя куртка уже была мокрая от крови. Генерал выскочил наружу, затолкал меня на заднее сиденье и влез с другой стороны.

— В больницу давай! Скорее! — крикнул он.

За рулем, видимо, сидел переводчик — джип дернулся вперед, развернулся в переулке и понесся к больнице.

Таиров, обняв меня, рукой зажимал мне рану. Все равно, я чувствовал, как сначала горячим и мокрым стал мой бок, потом бедро. К счастью, ехать было минут пять.

Если бы в городе не шел бой! Мы уже повернули направо и до въезда в больницу осталось метров пятьдесят, когда джип, как под струю поливальной машины, въехал под автоматную очередь. Водитель обмяк, машину понесло в сторону, и остановил ее арык. Джип ухнулся в него передними колесами, чуть не перебросив нас с генералом через сиденье.

Таиров выбрался наружу. Водитель был мертв — через боковое стекло пуля влетела ему в голову над ухом, и на стекле остался кровавый след. Генерал вытащил меня из джипа, подхватил на руки, прижимая раненым боком к своей груди, и, мелко семеня ногами, побежал к воротам больницы. Он оказался неожиданно сильным.

Очередь раненых во дворе еще не образовалась. Таиров взбежал по ступенькам и плечом распахнул дверь. Я увидел санитара, который совсем недавно показывал мне морг. «Не там ли мне лежать?» — подумал я. Потом я успел подумать, что, когда я в лавке антиквара пытался изобразить хирурга, я как раз показал, как он скальпелем достает пулю из моего левого плеча. Только я показывал это спереди, а ранило меня сзади. Но все равно, значит, в этом суеверии что-то было — нельзя показывать раны и увечья на своем теле! Потом я увидел Малека, который побежал впереди нас, показывая путь. Потом над моей головой вспыхнул яркий свет, хотя еще был день.

Потом свет померк.

Я не скажу вам прямо сейчас, где я этой ночью восстанавливаю последние события. Вы не поверите! Я и сам с трудом в это верю. Тем более что понятия дня и ночи для меня спутались еще больше из-за наркоза.

Я, должно быть, бредил. Бред мой состоял в том, что я лежал на больничной койке, а над моей головой по очереди склонялись разные знакомые лица. Малека я увидеть ожидал, и, возможно, это было на самом деле. Хан-ага тоже мог оказаться здесь — мальчик любил находить меня в самых неожиданных местах. Когда появился Димыч, а затем и Илья, я уже усомнился в реальности своих видений. Увидев лицо Джессики — такое знакомое, родное, с пухлыми губами, веснушками на переносице, ясными зеленовато-голубыми глазами и торчащей во все стороны рыжей шевелюрой, я успокоился. Я бредил!