— Я должна получить ваше обещание, подкрепленное честью джентльмена, что вы не будете пытаться соблазнить меня. Иначе я высаживаюсь с корабля на Мальте.
— Это относится и к поцелуям?
— Никаких поцелуев. — Аиша почувствовала боль от своих слов, но ведь она знала теперь, что такое поцелуи: то, что растворяет её здравый смысл.
— Если я пообещаю, вы останетесь в кровати? Я не хочу, чтобы вы спали на полу.
— Там довольно удобно, если вы привыкли… о, что ж. Но одно неверное движение…
— Я клянусь своей честью джентльмена не делать попыток соблазнить вас.
Она должна была бы чувствовать облегчение, и она чувствовала. Но не так, как надо бы. И она, определённо, чувствовала острую боль сожаления.
Но это то, что надо было сделать, говорила она себе, пока укладывалась рядом с ним в темноте. Несмотря на его тупоголовость, она хотела Рейфа: выйти за него замуж было просто мечтой.
Но кто строит мечты на лжи?
Это всё равно что построить дом над змеиным гнездом. Раньше или позже змея вылезет, чтобы укусить тебя, и отравит своим ядом всё, что ты построил.
Она бы с радостью вышла за него, свободная и чистая, хотя и не ради соблюдения приличий. И не для того, чтобы облегчить скуку.
Аиша не могла даже задумываться о браке всерьёз, пока Рейф не узнает, кем она на самом деле является, и кем были её родители. Тогда она вышла бы за него без колебаний… если он будет продолжать желать её, вот в чём дело.
Она была далеко не уверена в этом. Он может продолжать желать её, но не в качестве жены. Кому не знать реальную жизнь лучше, чем не дочери содержанки?
Аиша закрыла глаза и попыталась не думать о мужчине в постели рядом с собой. Она чувствовала его запах, этот замечательный, опрятный запах мыла и мужчины. Она глубоко вдохнула.
— Могу я просто объяснить, что я имел в виду под облегчением ску… уф! Нет, хорошо, оставим это… уф!
— Хватит разговоров, — сердито оборвала она.
— Хорошо, спокойной ночи! И могу ли я просто сказать, какое это удовольствие делить постель с… уф!
Рейф лежал в темноте, улыбаясь. Она всё-таки была там, где он хотел. Может не настолько близко, как хотелось бы. Он задумчиво потёр себя по рёбрам. Даже её гнев ему нравился.
Он ни капельки её не винил. Что заставило его сказать об облегчении скуки? Можно же было использовать более удачную фразу.
Что, чёрт побери, с ним происходит? Он был знаменит своим умением обращаться со словами в сухой и остроумной манере. Сейчас же, каждый раз, как он открывает при ней рот, постоянно ляпает не то.
Это всё из-за лихорадки.
Нет, подумал он, это всё из-за неё. Он был ужасно несобран, и это запутывало его мысли.