— Вы хороши на вкус, как свежий хлеб.
— Потому что я пекла хлеб сегодня утром, — отрывисто произнесла она. — Больше так не делайте. Это неприлично.
Чуть дрожащими руками она расправила своё покрывало.
Бакстер поклонился, но ничего не сказал. И не перестал улыбаться.
Лейла слегка коснулась его плеча.
— Пора идти, — сказала она сердито, — мы потратили достаточно времени. Остальные нас заждались.
Улыбка Бакстера стала шире. Если бы она действительно сердилась, то ни за что не стала бы до него дотрагиваться.
Рейф и Аиша сидели рядышком на мягкой низкой оттоманке и несколько минут после того, как вышли Бакстер с Лейлой и выбежал Али, хранили молчание.
Наконец, Рейф заговорил:
— Вы очень любите Лейлу, правда?
— Конечно, ведь мы с ней не просто подруги, она мне как мать.
— Лейла рассказывала мне, как вы встретились, — продолжил Рейф, — как она дала вам немного еды, а вы в ответ помогли ей с топливом для печи.
Немного помолчав, Аиша сказала:
— Она не просто дала мне поесть. Меня кормили и раньше. Лавочники на рынке иногда бросают беспризорникам испорченные фрукты и ломти чёрствого или поломавшегося хлеба. Они швыряют куски прямо в грязь и смотрят, как голодные дети подбирают их и запихивают в рот. Подобно крысам.
Рейф посмотрел на девушку в упор:
— Надеюсь, вы никогда не оказывались в столь отчаянном положении.
— Оказывалась. И часто. К тому моменту, как я встретила Лейлу, я не ела уже четыре дня, — проговорила Аиша лишённым красок голосом.
Руки Рейфа напряглись, костяшки пальцев побелели.
Аиша взглянула на него. Он всё ещё намеревается сделать из неё английскую леди. Ему следует многое о ней узнать.
— Мне было почти четырнадцать, я девять месяцев жила на улицах, — рассказывала она, — преимущественно воровством. Но за четыре дня до этого я увидела, как наказывают вора. Он выл по-звериному, когда ему отрубили руку, и я это слышала.
Тогда она в ужасе уставилась на культю, истекающую кровью. На руку, валяющуюся в грязи, с судорожно подергивающимися, как будто всё ещё живыми, пальцами.
Кто-то подобрал руку — Аиша не знала, отдали её стонущему вору или выбросили собакам. Она застыла, неспособная соображать от ужаса, что это её рука могла бы, подёргиваясь, лежать в пыли.
Яркие капельки крови собирали пыль и, прежде чем медленно впитаться, недолго покоились на земле.
— Говорят, кровь гуще, чем вода. И это правда.
— Я знаю, — жёстко произнёс Рейф. Какая-то нотка, прозвучавшая в его голосе, заставила Аишу посмотреть на него и вспомнить, что этот человек восемь лет провёл на войне.
Она вглядывалась в него, потрясённая. Ей довелось только раз увидеть случившееся с человеком несчастье, и она никогда этого не забудет. Но Рейф — на подобные ужасы ему приходилось смотреть снова и снова. Вероятно, он даже сам отрубал руки и убивал людей.