Оно еще живое. Беднейшие из бедняков уносят с собой баснословно дешевое мясо огромного хищника, тащат его в корзинах, сумках, просто завернув в тряпье или в широкие листья. Но сердце, такое, в сущности, маленькое, по сравнению с размерами тела, сердце разбойника несъедобно, и потому его выбросили вон.
Но сердце еще живет, и сокращается, и бьется на камнях, мускул, который обрел самостоятельность, физиологический феномен. Мессмеризм? Последние конвульсии животного магнетизма? Нет, оно бьется ритмично, оно живет.
Какой-то озорник, надув щеки, пнул сердце акулы босой ногой. Оно отлетело на несколько метров, шлепнулось на узкую полосу грязного морского песка, что тянулась у подножия крепостной стены. Оно бьется.
Компания разражается восторженными воплями. Кто-то в грубых башмаках, один из тех людей-карликов или гномов, что еще недавно (это было сегодня!) работал на погрузке «Эоло», мастерски поддает сердце акулы. Маленькое сердце большого хищника летит вдоль гигантской стены крепости (в которой англичанин нашел своего отца), и снова раздается вопль радости, и я вижу, как вся банда уносится прочь в снежно-белых вихрях песчаных облаков. Они играют в футбол маленьким сердцем большого хищника. В мгновенье ока разбились на две команды, поставили вратарей, и вот я вижу, как они бегут навстречу друг другу, дерутся, размахивают руками, хохочут как помешанные, вопят, а потом назначается пенальти, один уже готовится ударить...
И вдруг у меня из горла рвется крик — я с трудом его сдерживаю: «Оставьте его в покое! Оставьте сердце акулы. Дайте ему спокойно... умереть».
Со стороны Марина Лунга, как и каждый вечер в этот час, доносился глуховатый стук старого дизельного мотора, от которого работало не менее престарелое динамо, гордо именовавшееся электростанцией острова Липари. Вдоль единственной улочки один за другим загорелись робкие огоньки, где-то захрипел одинокий радиоприемник. Вокруг памятника, воздвигнутого не в честь Неизвестного узника крепости Липари, собрались кошки, десятки кошек, они настороженно и жадно поглядывали в сторону рыбного рынка, с таинственным спокойствием, терпеливо. В отличие от несмелых собак этого острова, которые в людской толчее чувствовали себя более уверенно, кошкам толпа явно внушала опасения. Они ведь тоже рассчитывали получить свою долю богатого улова, но их час пока не настал.
Лулубэ добралась до площади Бартоло и почувствовала, что безумно хочет пить. Она заглянула в один из тех похожих на пещеры кабачков, в которых искала днем англичанина. (Сегодня днем — неужели сегодняшний день никогда не кончится?)