— Нет, спасибо.
Эбби взяла у него чашку, сказала: «Благодарю, Джордж» и обернулась ко мне:
— Это глинтвейн. Я сама приготовила.
Я попробовал.
— Странно… но вкусно.
Она поставила чашку на стол и зашагала в кабинет, где виднелись освещенные пламенем камина румяные лица и мебель красного дерева. Там стоял окруженный толпой седоволосый представительный красивый мужчина в полосатом костюме. Одни пили бренди, другие вино, и все стояли с бокалами в руках. Мужчина в полосатом костюме был центром всеобщего внимания. Когда толпа расступилась, чтобы пропустить Эбби со мной на буксире, я его узнал. Он был крупнее, чем казалось по телевизору, и его голос звучал выше.
Эбби вывела меня вперед и взяла отца под руку. Теперь я понимаю, что в ту минуту вступил в игру. И сенатор это почувствовал.
— Папа, позволь представить тебе Досса Майклза.
Я протянул руку:
— Сэр…
Его рукопожатие было крепким, отработанным и холодным, а запонка — острой. Он смерил меня взглядом с головы до ног, прежде чем наши руки соприкоснулись.
— Благодарю вас за спасение моей дочери.
— Не стоит, сэр. Еще пара минут, и она сама бы отлично справилась.
Он улыбнулся.
— Хорошо сказано. Хорошо. — Все засмеялись и сразу же замолчали. Сенатор заговорил, обращаясь к зрителям: — Хочу представить вам Досса Майклза. Человека, с которым я познакомился минуту назад и которому я буду до конца жизни обязан за то, что он сделал.
Они зааплодировали, а мне захотелось провалиться сквозь землю. Эбби снова взяла меня под руку и сказала стоящим вокруг женщинам, грозя пальцам:
— Нет-нет, леди, он мой. Ждите своей очереди.
Я еще никогда не видел человека, который столь легко и непринужденно распоряжался бы окружающими. У Эбби был дар. Она вывела меня на веранду, к еще одному столу, за которым раздавали суп из батии. Внизу, во дворе, двое мужчин жарили устрицы на открытом огне. Задний двор был ярко освещен и смахивал на английский сад, окруженный по периметру живой изгородью восьми футов высотой, подстриженной аккуратными уголками.
Эбби налила мне лимонада и сказала:
— Вот, выпейте. Иначе опьянеете.
Я прихлебывал лимонад, а она потянулась, растерла между пальцами какой-то лист и сунула мне под нос. Пахло розами.
— Какая странная роза.
Она засмеялась:
— Это не роза, а розовидная герань.
— Так вы разбираетесь в цветах? Любите покопаться в земле и все такое?
— Хотите, покажу вам свой сад?
— Если вы уведете меня отсюда, я даже готов взяться за лопату.
Мы шли через лабиринт, который она называла садом. Эбби показывала, называла и объясняла.
— Это питтоспорум… здесь мой розарий… Двадцать семь сортов. Это цитрусовые, восемнадцать разновидностей, от танжеринов до сатсума.