— Почти. Но там не только про соловья. И про звезды тоже. Папа часто пел эту песню маме. И кружил ее по кухне…
— Правда? — идея показалась ему грандиозной. — Вот так? — Он повернулся, и его рука вполне естественно легла ей на талию. — Чего вы ждете? Пойте.
Диана не могла поверить происходящему. Вокруг них еще были люди — люди его типа, мужчины, женщины в вечерних туалетах. Смеющиеся, позирующие кому-то, делающему снимки на Телефон с камерой.
Будь она одета в роскошное платье, это было бы не так глупо. Но в ее форме…
— Не надо! — взмолилась Диана, но Захир уже закружил ее по дорожке. — Захир… Господи боже, вы даже мелодию перевираете!
— Да? А как надо?
Видимо, его возбуждение, его радость были заразны: Диана и сама не заметила, как получилось, что она поет, а он подпевает, и они вместе танцуют на Баркли-сквер под песню, достаточно старую, чтобы под нее танцевали ее родители. Песню, в которой магия любви заставляет невозможное сбываться. Делает Лондон местом, куда спускаются ангелы, где поют соловьи, а тротуары мостят звездами.
Только в конце песни Диана заметила, что они остановились прямо у машины. Больше всего на свете ей хотелось снова ощутить тепло его губ.
Как будто прочитав ее мысли, он поднес пальцы Дианы к своим губам, потом слегка повернул голову, прислушиваясь.
— Слышите? Соловей поет.
Никакой здравый смысл не мог запретить ей ощущать теплое дыхание Захира у своей щеки, его пальцы, сжимающие ее ладонь, руку, лежащую на талии. Слышать нежную песню соловья, наполняющую сердце радостью.
Лишь воспоминание о просьбе Фредди вернуться домой пораньше привело Диану в чувство.
— Нет, сэр, — ответила она чужим голосом. — Думаю, это всего лишь воробей чирикает.
Хрупкая красота момента растаяла, и опасность миновала. Захир сделал шаг назад и с мрачной улыбкой произнес:
— Я забыл, Меткалф. Вы не верите в сказки.
— Как и вы, сэр.
— Точно. — Он снова прижал ее пальцы к губам и вдруг, повернувшись на каблуках, зашагал прочь.
— Сэр! — крикнула Диана. — Куда вы? — И в отчаянии: — Захир!.
Не замедляя шаг, он бросил через плечо:
— Поезжайте домой, Меткалф. Я вернусь в гостиницу пешком.
— Но…
Захир остановился, посмотрел на небо, подсвеченное неоном.
Но — что?
Словно отвечая на ее невысказанный вопрос, он повернулся, и, когда глаза их встретились, она поняла, «что».
Всегда знала.
Суметь побороть себя и сразу же все испортить одним этим коротким «но». Ей нет оправдания. В восемнадцать позволено витать в облаках, но в двадцать три следует думать о своей репутации, обязанностях.
— Но? — поторопил Захир едва слышно.