Родился он в Швейцарии в конце XVIII века, как тоник, аперитив, а в середине XIX стал прочно ассоциироваться с французской колониальной армией в Алжире. Рюмка абсента стала респектабельной и почти повсеместной буржуазной привычкой в пышные времена Второй империи, но к концу ее абсент приобрел два особых и опасных значения. Его стали связывать с поэтами, художниками, вообще с богемой, а кроме того — с пьянством рабочего класса, особенно после ужасов 1870-1871 годов, когда вслед за франко-прусской войной последовали восстание и разгром Парижской коммуны. Положение ухудшилось в 80-е годы, когда неурожаи винограда привели к тому, что абсент стал дешевле вина. В конце концов, эти два смысла соединились на том перекрестке, где богема встречается с притоном, знаменуя один и тот же конец и для рабочих, и для художников. Абсент — уже не «зеленая фея», а «зеленая ведьма», «королева ядов» — вызывает общественный ужас и нравственную панику. К этой поре он устойчиво связан с безумием, и во Франции его именуют «омнибусом в Шарантон», то есть в сумасшедший дом. «Если абсент не запретить, — писал один из его противников, — наша страна быстро превратится в огромную палату, обитую войлоком, где одна половина французов наденет смирительные рубашки на другую».
Во Франции абсент был запрещен в 1915 году. Когда задумались над национальной проблемой алкоголизма и неготовностью французской армии к Первой мировой войне, он стал козлом отпущения. Однако он сохранился в Испании и Восточной Европе, а сегодня, после нового «fin-de-siecle», вернулся, вместе со всеми своими старыми обертонами. Каждый из трех авторов, писавших в последнее время об абсенте, связывает с ним целый ряд смыслов: Реджину Нейдельсон он наводит на мысль о «пленительном упадке» и «истории, богатой сексуальными и наркотическими коннотациями»; пишет она и о том, что как социальное явление он был «кокаином XIX века». Для Барнаби Конрада история абсента — это история «убийств, безумия и отчаяния»; он считает, что в XIX веке абсент «символизировал анархию, намеренный отказ от нормальной жизни и ее обязательств». Согласно Дорис Ланье, абсент «ассоциировался с вдохновением, со свободой и стал символом французского декаданса»; само это слово вызывает у нее «мысли о наркотической интриге, эйфории, эротизме и декадентской чувственности».
В дополнение ко всему этому абсент всегда будет ассоциироваться со старым fin-de-siecle, 90-ми годами Оскара Уайльда и Эрнеста Доусона в «Cafe Royal», а также с такими французскими символистами, предшественниками английского декаданса, как Верлен и Рембо. В Лондоне до недавнего возрождения абсента отношение к нему всегда было связано с Парижем, в частности — как пишет где-то Алистер Кроули — с «представлением среднего кокни о парижском разврате». Это отношение к Франции и ко всему французскому сохранилось в Англии вплоть до 60-70-х годов XX века. Так, Лу Рид сравнивает песню группы «Velvet Underground» «Some Kinda Love» с «грязным французским романом!», а Патти Смит предстает на обложке журнала для болельщиков «Уайт Стаф» с дешевым и вульгарным изданием романа «Порочность» монмартрского писателя Франсиса Карко