— Конечно, — быстро сказала Вирджиния, — вы не должны позволять мне отнимать у вас слишком много времени.
— Ерунда! — он отогнул ветку сосны, чтобы она могла пройти, и улыбнулся ей. — Вы отдали мне целый день, и это было замечательно.
Это было замечательно, но они уже были на пути назад к действительности, и Вирджиния знала, что только ценой огромных усилий ей удавалось покуда сдерживать свою мучительную тоску. Он скользнул на сидение рядом с ней и завел машину. Она знала, что он ни за что не должен догадаться о ее чувствах — а он действительно подарил ей прекрасный день, о котором она будет вспоминать! — она начала оживленно с ним болтать, пожалуй слишком оживленно, и он странно взглянул на нее. И она продолжала щебетать довольно долго, пока они не подъехали к горной гостинице, где Богини Судьбы, которые сидят и, улыбаясь или хмурясь, взирают на повседневные дела смертных, решили, что ее день еще не подошел к концу.
Машина вела себя не так примерно, как раньше, на последней миле или около того доктор Хансон выглядел озабоченным. К тому времени, как они добрались до гостиницы, его черные брови были нахмурены, и его хмурый вид не пропал, когда механик гостиничного гаража сообщил ему, что дефект не может быть устранен меньше, чем за полчаса. Он решил, что им придется остаться на ужин.
— Не то чтобы я думал, что ужин будет недостойным завершением этого дня, — сказал он Вирджинии, — но я вспомнил пару вещей, которые намеренно забывал целый день, и моя совесть не совсем спокойна.
Но тем не менее он старался быть приятным спутником за трапезой, которую им подали на тот же балкон, где они обедали. Чувствуя его усилия, Вирджиния вступила в эту игру, пытаясь быть такой же оживленной. Но она чувствовала себя почти больной, ведь их настроение за обедом было таким приподнятым, а теперь, по крайней мере, у нее упало до нулевой отметки. Было бесполезно притворяться, что они хорошо проводят время, потому что она чувствовала его нетерпеливость — вполне естественную, думала она — но несколько снижавшую тот энтузиазм, который охватил их, когда они были на мосту у соснового леса.
Прошла половина ужина, когда извинившись он пошел позвонить домой. Когда он вернулся, она сразу могла сказать, что этот звонок ничего не сделал, чтобы рассеять его желание немедленно отправиться в дорогу. Он больше, чем когда-либо, насупил брови и рассеянно отвечал, когда их официант осведомился, принесли ли им кофе на балкон или в гостиничный холл, так как с каждой минутой становилось темнее, и здесь, в сердце год, уже начинал дуть резкий ветер приближающейся ночи.