Я думаю, эта газета будет пользоваться огромным успехом. По крайней мере, ее первый выпуск. Потому что люди имеют дурную привычку интересоваться будущим. Так давайте предъявим им это будущее, чтобы они, по крайней мере, не питали иллюзий. Чтобы кто-то уже уезжал, а другой кто-то упражнялся в доносительстве, а третий осваивал новый стиль… Правда, второй номер такой газеты уже вряд ли кто купит. Но со второго, я думаю, она станет государственной, так что как-нибудь прокормимся.
Практика возвеличивания одного философа за счет других вредна: единственно правильной философии не существует.
Человек года — безусловно, Иван Ильин. Его не скомпрометировала даже отставка генпрокурора Устинова, любившего подпустить цитату из Ильина в самом неожиданном месте. Подумаешь, Устинов. Президент тоже обширно цитирует Ильина второе Послание подряд. Вон и российское телевидение подсуетилось — сделало о нем познавательную программу на час, в прайм-тайм. Книги вовсю переиздаются. И вот его архив, купленный за немалые деньги, отправляется в Россию; прах уже перенесен из Цюриха в сентябре прошлого года (теперь Ильин с женой покоятся в некрополе Донского монастыря) — дошла очередь и до идей.
Ильин — фигура неоднозначная, как и все большие мыслители. Основная его работа «О сопротивлении злу силой» (1925) вызвала бешеные, очень русские споры в эмиграции. В понимании государства он был последовательным гегельянцем, что и отмечали все его оппоненты от Бердяева до Парамонова: считал государство не карательным аппаратом, а проявлением мирового духа, чуть ли не наместником Божества на земле. Перу Ильина принадлежит также емкая статья «Что есть государство — корпорация или учреждение?». Применительно к России Ильин, безусловно, склонялся ко второму — но лишь до тех пор, пока она останется нацией «с неразвитым правосознанием»: после этого «опекающая функция государства» спокойно отомрет, а до тех пор власть будет строиться сверху, и никакой полной демократии ждать не следует.
Сегодня мы сталкиваемся с типично отечественным явлением: извлечением из тьмы веков какого-то одного, пусть и чрезвычайно одаренного автора в ущерб всем прочим. Между тем в русской жизни главное — контекст, самое интересное — дискуссия, и пусть в спорах почти никогда не рождается истина, но само состояние спора приближает нас к ее пониманию куда лучше, чем зазубривание официально разрешенных цитат. Величие Ильина именно в том, что он поставил вопрос, а вовсе не в том, что он весьма субъективно на него ответил. Главное событие в русской философии двадцатых — именно спор Ильина с Бердяевым: один призывает покончить с интеллигентскими слабостями и метаниями, другой пугает новой инквизицией и возвращением средневековья. Лично я не люблю Бердяева — по мне, он демагог и путаник; но он наглядно представлял важную часть спектра. Сегодня Бердяева не видно, а без него Ильин не столько полезен, сколько опасен. У нас нет сегодня внятного и последовательного либерального мыслителя, который защищал бы свободу не с позиций разнузданного потребителя или развинченного жлоба, а с точки зрения последовательного гуманиста. А потому Иван наш Александрович остается в тревожащем одиночестве.