Этим звездам как будто невдомек, что разовыми финансовыми вливаниями проблему не решишь, что одним прямым обращением к конкретному министру они добились бы куда большего, чем тремя часами публичных причитаний. Они не думают даже о том, что своими акциями помогают весьма сомнительным персонажам отмывать деньги и имидж — причем с помощью самых несчастных и беззащитных граждан России, то есть больных детей. Это цинизм, которому нет ни названия, ни оправдания. Больным, может быть, в самом деле все равно, кто спонсирует их лечение. Но растлеваемым зрителям, которых в очередной раз отучают отличать добро от зла, не все равно. Пошлость и мерзость, с помощью которых спасают больных, не перестают быть пошлостью и мерзостью. Единственные здравые слова за весь вечер сказал Сергей Юрский — луч света на современниковской сцене: «Да не поставим мы свое добро себе в заслугу, да не возгордимся им».
Поздно. Лия Ахеджакова уже не расстанется с ролью нашей общей совести, даром что фильм «Гараж» давно закончился. Сергей Безруков, Есенин всея Руси, уже не задумается о том, что публично давить слезу нехорошо. Зрители в зале, рыдающие перед телекамерами, искренне уважали себя за то, что вот пришли, помогли, заплатили… Приобрели, можно сказать, билет в рай…
И ведь самое страшное — что дети будут благодарны. Те самые дети, чьи благодарственные монологи тоже не постыдились показать в этот вечер.
День России, одно слово. Спасибо за наглядность.
В двадцатые годы в России было две культуры. Одна — для победителей, вторая — для побежденных. Когда в разряд угнетателей попадает все население, знающее грамоте и помнящее Бога, когда в буржуи записывают детей, внуков и эмбрионов, когда классовым врагом назначают своего брата-крестьянина, не понимающего политики партии, — побежденных и победителей оказывается поровну. А когда побежденных так много, их сразу не переубиваешь. Надо дать время, чтобы вымерли. И потому им разрешается иметь свою культуру — отдельную, до конца не вытоптанную. Иногда полезнее оставить вымирающему классу что-нибудь, чтобы не бунтовал и не омрачал нам тут утопии.
Сегодня у нас похожая ситуация. Только в проигравших оказались девяносто девять сотых населения, потому что шансы выжить — и выжить комфортно, со смаком, с «Золотыми ключами» — есть в нынешнем состоянии страны только у «золотого миллиона». А всего миллионов — около ста, или даже больше, если считать беженцев и далекие северные окраины. Всем этим людям тоже надо жить, потому что извести их всех быстро в девяностые годы уже не получилось. Они оказались чрезвычайно адаптивны, приспособились и к безработице, и к криминалитету, и к отъему средств. Но ни работы для всех, ни запасов на всех, ни попросту идей, которые годились бы всем, в России сегодня нет.