В покое, в котором он так нуждался, чтобы след, оставляемый мыслями в сознании, проявился столь же ясно, как след первого конька на ледяной глади пруда. Линия его собственных интересов, вплетенная в множество иных следов на том же историческом полотне.
— Доброго дня вам, сир.
Он опустил пергаменты на пол возле кресла, приветствуя этим жестом вежливости вошедшего мэтра Эйбисса. Кивнул, не утруждая речью саднящее горло.
— Могу я поинтересоваться, что вы читаете? Новый, почти безразличный кивок, и мэтр протянул иссохшую, как птичья лапа, длань к его свиткам.
— Вы читаете… историю архитектуры? Как странно.
По мнению Рэндалла, его интерес был вполне логически обоснован, однако с некоторых пор он научился придерживать слова и эмоции.
— Раньше вы проявляли страсть в более прагматичных направлениях.
Рэндалл пожал плечами. Скучный. Сонный. Больной. В ушах у него все еще стоял монотонный скрип ржавой цепи, сравнимый по значимости лишь с ангельским хором.
— Сир, вы уверены, что хотели бы заниматься? Он не удержался от слабой улыбки. Мэтр Эйбисс был, наверное, единственным, кому пришло бы в голову задать подобный вопрос. Единственным, кого он любил, кто позволял ему убедиться в том, что он способен испытывать это чувство. Представьте, что вы ощупываете холодную стену озябшими пальцами и вдруг обнаруживаете на ней теплый кирпич. Легко ли вам покинуть его?
— Хочу, — с трудом выговорил он. — География. Расскажите мне, мэтр Эйбисс, чем я владею. В масштабах государственных границ.
Серый утренний свет скрадывал движения и странным образом поглощал звуки. Мэтр Эйбисс издавал их не больше, чем мышь. Встав на колени, он быстро, знающими дело руками, навел порядок в окружающем Рэндалла книжном развале, Рассортировал отдельные листки по темам и датам: малолетний король обладал заметной способностью стаскивать в свое обиталище все, сколько-нибудь привлекшее его внимание, и, как правило, восседал на груде букинистических сокровищ, не позволяя вырвать добычу из своих цепких рук даром что месяцами в нее не заглядывал. Попутно из огромного фолио в потрескавшейся коже и железном окладе бьщ извлечен рисунок плоской тверди земной.
Страна и впрямь была похожа на плоское блюдо, на гладкую поверхность замерзшего пруда. Когда-то в незапамятные времена игравшие здесь силы раскололи ее, как чашку, трещины понемногу заполнились водой, и все вместе образовало неслыханной красоты озерный край, простиравшийся во все стороны, пока не упирался в окружающие твердь моря, в обледенелый край земли на севере и в сладостный благодатный Камбри на юге, где вспучивались зеленые холмы с плоскими вершинами, достаточными, чтобы строить на них города. Там, дальше, вставали бурые нагорья: карта была цветной, с изображениями корабликов, отмечавших порты, и морских путей, нанесенных пунктирными линиями. Некоторые рисунки выглядели более свежими, и когда Рэндалл вслух обратил на это внимание, учитель пояснил, что они обозначают более новые, как он выразился, экономические объекты. Более новые, чем сама карта. Проникшись уважением, Рэндалл заботливо разгладил смятые уголки.