— Мм... — вот и все, что ей удалось произнести.
Даже при очень развитом воображении этот звук невозможно было интерпретировать иначе, чем стон. По-видимому, Люк так и понял, потому что тоже простонал в ответ:
— Мм...
Через минуту он оторвался от Ширли — как оказалось, лишь затем, чтобы глотнуть воздуха. Сделав это, вновь припал к ее губам, которые с готовностью приоткрылись, впуская его настойчивый язык.
По телу Ширли прокатилась очередная волна трепета, душа наполнилась восторгом, у истоков которого находилась властность действий Люка.
Тот без всяких преувеличений был хорош. И, кроме того, Ширли так давно не была с мужчиной...
Чуть позже Люк уложил ее на сложенные стопкой гимнастические маты — дело происходило в театральном хореографическом зале, который в свободное время использовался актерами и музыкантами также для спортивных тренировок. Рядом находилось тянущееся вдоль всей стены зеркало, так что Ширли видела и себя, и Люка, и все, что между ними происходило.
Если бы еще сегодня утром кто-нибудь сказал ей, чем кончится рабочий день, она сочла бы это неудачной шуткой.
Тем не менее вот она — полюбуйтесь! — изнывает от страсти в объятиях Люка.
Сколько раз Ширли видела эти маты, однако ей даже в голову не приходило, что их можно использовать подобным образом. И тем более она не представляла на них себя.
Ей также никогда не приходило в голову, что у Люка Ролстона такие искусные руки — те самые, которыми он дирижировал, стоя в оркестровой яме за пюпитром.
Сейчас ладони Люка скользили по телу Ширли, и казалось, будто они обладают собственным сознанием, потому что их прикосновения ощущались именно на тех участках тела, где требовалось в определенный момент.
Люк еще несколько раз отрывался от ее губ, но только ради глотка воздуха. И сразу же начинался новый поцелуй. А вместе с ним и новое эротическое странствие рук Люка, вновь порождавшее волны удовольствия в теле Ширли.
Разумеется, несмотря на испытываемое блаженство, она в любую минуту могла все это прекратить. Даже наперекор стремительно нараставшему в глубине организма чувственному напряжению, которое с каждой минутой набирало силу и становилось таким острым, что Ширли уже почти готова была забыть о своем статусе порядочной женщины. Тем более что наслаждение, которого жаждало все ее естество, находилось очень близко — и руки не нужно протягивать.
Впрочем, нет, не смогла бы она остановить Люка даже гипотетически, потому что он был поглощен происходящим едва ли не больше ее самой.
В очередной раз оторвавшись от губ Ширли, Люк принялся раздевать ее, обжигая прерывистым дыханием. Затем вновь начал целовать, часто и коротко прикасаясь к обнажавшимся плечам, рукам, животу, который сейчас уже не был плоским как прежде, а приобрел едва заметную соблазнительную округленность: перестав танцевать на сцене, Ширли немножко пополнела, самую малость.