Нелл отбросила с лица неряшливые пряди, вечно мешавшие как следует ее рассмотреть, и быстрым движением скрепила их на затылке. Мне сразу показалось, что черты у нее были совсем не старушечьи… А она сорвала с себя и отшвырнула прочь бесформенный драный плащ, который обычно носила.
И под ним обнаружилась мужская одежда.
Винд так и замер на месте…
Я услышала тихое шипение извлекаемых из ножен мечей, быстро оглядела часовню и поняла, что это схватились за оружие наши гости. И числом их здесь было куда больше, нежели нас.
Так называемая Нелл, хромая, подошла вплотную ко мне.
— Ты не выйдешь сегодня замуж, Мэй Маргрет! Ни сегодня, ни когда-либо в будущем!
Человек, которого я знала как Нелл, почти прорычал эти слова.
— Кто ты? — севшим от волнения голосом выговорилая. — Зачем ты со мной так?..
— Это мой отец, — выходя из толпы слуг, отозвался Уильям. — Мой отец, государь Макраэ, верный вассал твоего батюшки, которого беспощадно пытали в подземельях замка Арльсборо без всякой вины…
Государь Макраэ взял меня за подбородок, чуть повернулся и… заговорил голосом старухи Нелл.
— Я ведь не родился женщиной, Мэй Маргрет. Но после того… заботливого приема, что оказал мне покойный король, я навсегда перестал быть мужчиной… — Он плюнул на пол и рявкнул уже мужским голосом: — Взгляни на меня, девочка! И ты взгляни, Винд! Вот что сотворило со мной злодейство старого короля, вашего батюшки! Я всегда верно служил ему, а за это…
Он так выговорил слово «батюшки», что мне сделалось дурно.
— …А за это, — продолжал он, — по ложному навету меня объявили вражьим подсылом и поволокли в подземелье на пытки! В той адской дыре я оставил глаз… — С этими словами государь Макраэ приблизил свое лицо к моему и оттянул щеку вниз, принудив меня смотреть в пустую глазницу. — Там я лишился зубов! — Он оттопырил нижнюю губу, показывая пустые десны. — Там я получил множество ран, которые никто не лечил. Раны стали гнить, и мне отняли ногу!
Уильям подоспел к нему при этих словах, и Макраэ оперся на его плечо.
— А еще, — продолжал он, — там я в немыслимых муках лишился своей мужественности. Я молил о милосердии, но кто меня слушал! Вам не представить и сотой доли того, что я вынес, а ведь я ни в чем не был виновен!
Я задыхалась от отчаяния и стыда… Уж не его ли стоны и крики услышали мы с Виндом в тот день, когда ребяческая игра завела нас в подземелья? Его — или иного страдальца, столь же безвинного? Какая разница! Мы никогда ни о чем не расспрашивали и не пытались дознаться. Мы даже между собой ни разу не говорили о том, что нам довелось ненароком увидеть.