— Интересно, кто так считает — ты или Кончита? — прищурился Сид.
— Мы обе!
— Что ж, значит, склонность ко лжи — ваша семейная черта.
Джини прикусила губу. Ясно, что Сид намекает на ее якобы шпионскую деятельность.
— Конечно, теперь ты станешь валить все в кучу…
Сид пожал плечами.
— Что значит «все»? Кончита поддерживала версию своего сменщика до тех пор, пока ему уже не стало смысла отпираться. Это, знаешь ли, не просто халатность, тут уже просматривается злой умысел!
В душе Джини вновь взметнулась волна негодования.
— По-твоему, Кончита что-то получила за то, что согласилась покрыть своего напарника? Говори, говори, не стесняйся…
— Утверждать не возьмусь, — хмыкнул Сид. — Но мало ли что… Ведь ты же в свое время не отказалась от денег, так кто поручится, что и Кончита не поступила точно так же? Хм, как интересно: вот и еще одна семейная черта наклевывается — стяжательство.
Джини нервно сплела пальцы.
— Думай что хочешь, но я в отличие от тебя могу утверждать: поступок Кончиты продиктован не корыстными побуждениями.
— В таком случае чем?
— Ох боже мой! Неужели до сих пор не ясно… Кончита просто пожалела того парня. Ведь, насколько мне известно, он еще совсем мальчишка. — Пальцы Джини хрустнули, но она не разомкнула их. Вообще не обратила на этот звук внимания. — Кончита подумала, что, если не сообщит о его проступке сейчас, он сделает выводы, возьмется за ум и продолжит жизнь, если не заново, то правильнее, что ли…
Сид смерил ее насмешливым взглядом.
— Хочешь сказать, что в своих действиях Кончита руководствовалась воспитательными мотивами?
— Разумеется! У нее есть эта черта. И потом, не забывай, Кончита бывший полицейский.
— Предположим. Но, согласись, как-то странно и нелогично для бывшего полицейского покрывать преступление! Ты хотя бы представляешь, что устроили на складе приятели того недоумка?
Джини вздохнула.
— Кончита мне рассказала. Согласна, не следовало ей покрывать проступок сменщика, но… она моя мать, я не могу оставаться равнодушной к тому, что с ней происходит. И потом, в конце концов, она все-таки рассказала правду. Поверь, Кончита сожалеет о случившемся.
— Еще бы… Работы-то лишиться ей наверняка не хочется…
Слова Сида болью отдались в душе Джини.
— Ну почему ты такой злой?! Прежде был совсем другим…
— Да, конечно… дурачком, из которого можно вить веревки.
Чем дальше, тем больше у Джини усиливалось ощущение, что они говорят на разных языках. Вот и сейчас она абсолютно не поняла сказанного.
— Это кто вил из тебя веревки?
— Ты, кто же еще!
Ответ тайны не прояснил. Для Джини так и осталось загадкой, почему Сид обвиняет ее в чем-то злонамеренном. Не желая сейчас ломать над этим голову, она вернулась к прежней теме: