Кончилось тем, что Филипп снова попытался изолировать меня от соотечественников. Он принимал грандов один. Настоятель монастыря, добрый старик с грубым голосом, поведал мне в полумраке исповедальни, что по стране ползут слухи, будто принц-консорт держит королеву в заточении. Я не стала опровергать сплетни, рассудив, что рано или поздно все разрешится само собой.
Чтобы заткнуть рты сплетникам, Филипп позволил мне принять маркиза де Вильену, явившегося засвидетельствовать нам свое почтение. Во время приема двери парадного зала держали открытыми, чтобы толпившиеся в коридоре испанцы могли меня увидеть. Соотечественники сверлили меня взглядами, пытаясь угадать, действительно ли я настолько безумна, как говорят. Вильена привез весьма сердечное послание Филиппу от моего отца. Тот отвечал на дерзость зятя по-отечески терпеливо и ласково. Я спрашивала себя, что он задумал.
Высокомерные и заносчивые фламандцы не преминули перессориться с испанскими дворянами, примкнувшими к Филиппу в надежде на новые земли и титулы. В стенах монастыря росло напряжение, и гордые испанцы уже начинали жалеть, что присягнули на верность чужеземцу.
В один прекрасный день Филипп вломился в монастырскую келью, где я спасалась от жары и коротала время за чтением, крича, что мой отец вместе с герцогом Альбой и прочими своими сторонниками вот-вот будет здесь, чтобы схватить нас. Нам нужно немедля убираться из Ла-Коруньи.
Вид интригана, угодившего в собственную ловушку, вызвал у меня странное чувство, смесь отвращения и жалости. Узница получила невиданную власть над своим тюремщиком: успех Филиппа в борьбе за престол зависел только от меня. Я была его супругой, матерью его детей и, несмотря на дикую ревность, твердо знала, что ни одна женщина не может разжечь в нем такое желание. Муж сам говорил мне об этом в редкие часы перемирия. Он любил меня и ненавидел, считая эту любовь дьявольским наваждением. Он обзывал меня ведьмой, тварью, шлюхой, но все равно мы были как две половины единого целого, как пустой сосуд и жидкость, которая его наполняет. Филипп втайне восхищался моей необузданной натурой. Я напоминала ему великого деда Карла Отважного. Ни замки, ни крепкие стены не могли отнять у меня свободы, исходившей из глубин моей души, а Филипп боялся меня, зная, что мне известны все его слабости. Нас связали узы куда сильнее и крепче любовных, переплели, опутали, словно анаконда, и избавиться от них было не в наших силах.
В тот же день мы покинули Ла-Корунью и, хотя с нами двигалось большое войско, то и дело меняли направление, чтобы сбить преследователей со следа. Через несколько дней Филипп получил известие о том, что мой отец ждет его в старой часовне в окрестностях Вильяфафилы. Муж не счел нужным сообщить мне о предстоящих переговорах. Он не хотел, чтобы я встречалась с королем.