— Конечно, Гриффин. Некоторые вещи в жизни нужно принимать как должное, — сказал я, улыбаясь в ответ. — Кобели всегда гоняются за сучками, а старый Эльхстан каждое утро ест макрель. Он будет делать это до тех пор, пока у него не вывалятся зубы.
— Что ж, парень, тебе пора забрасывать крючок, — заметил Гриффин. — Даже мой Арсбайтер не такой прожорливый, как старик Эльхстан. Я бы не стал портить отношения с этим немым ублюдком ради всей рыбы, которую Господь наш Иисус Христос выловил вместе со Своими учениками из Красного моря.
Я оглянулся на дом и тихо сказал:
— С Эльхстаном невозможно не ссориться.
Вместо ответа охотник усмехнулся, потом нагнулся и почесал Арсбайтеру морду.
— Гриффин, я как-нибудь принесу тебе треску длиной с твою руку, — сказал я и снова поежился.
Потом мы разошлись. Охотник повернул к своему дому, а я направился на шум моря.
Небо на востоке порозовело, но солнце еще не показалось над горизонтом. В предрассветных сумерках я стал подниматься на холм, который защищал Эбботсенд от непогоды, приходящей со стороны свинцово-серого моря. Видимость была еще никудышной, но я уже столько раз ходил по этой тропе, что не нуждался в факеле. К тому же мне была хорошо видна старая полуразвалившаяся сторожевая башня на вершине. Ее черный силуэт отчетливо выделялся на фоне темно-багрового неба. Люди говорили, что это укрепление построили римляне, давно исчезнувший народ. Я не знал, правда ли это, но все равно шепотом благодарил их, потому что, увидев башню, уже нельзя было сбиться с пути.
Однако мысли мои блуждали. Я подумывал о том, чтобы завтра утром выйти на лодке за скалы, обточенные волнами, и попробовать поймать что-нибудь кроме макрели. Если опустить крючок к самому дну, то можно вытащить здоровенную треску.
Вдруг я услышал металлическое «тук» и застыл на месте. Что-то хлестнуло меня по глазам, ослепив на мгновение. Я припал на одно колено и почувствовал, как волосы на затылке встали дыбом. Тишину разорвало утробное карканье. Я увидел, как черный силуэт взметнулся ввысь, затем нырнул и устроился на обвалившихся зубцах башни. Ворон снова каркнул и мощным острым клювом принялся чистить перья. В предрассветных сумерках его крылья сверкнули пурпуром. Мне уже не раз доводилось видеть таких птиц. Тучи воронья слетались на пашню, собирая зерно и червей. Но этот был просто огромен. От одного его вида у меня кровь застыла в жилах.
— Улетай прочь, птица, — сказал я, подобрал осколок красного кирпича и швырнул его в пернатую тварь.
Я промахнулся, но этого оказалось достаточно, чтобы ворон снова взмыл в небо, громко хлопая крыльями. Черное пятно размазалось на фоне светлеющих небес.