— Я несу тебя в кусты, а ты что подумала? Или ты предпочла бы, чтобы я отнес тебя в наш сортир на четыре дырки?
— В кусты… — сказала она. — Ангус, что происходит? Что-то… — Она не решалась спросить. — Что-то изменилось?
Она знала, что оказывает на него давление, подталкивает, заставляя сказать то, что ей хотелось услышать. Но ей действительно показалось, что он наконец понял, что любит ее и хочет провести с ней остаток дней.
— Нет, ничего не изменилось, — ответил он. — Все как прежде.
Он улыбался. Он знал, что она хочет от него услышать, но решил, что еще не пришло время. Он сказал ей правду. Ничего не изменилось.
Он все еще любит ее, так же сильно, как в тот день, когда они расстались.
Через минуту, когда он поставил ее на ноги, Эдилин обнаружила, что стоит по колено в высокой душистой траве, под тенистым деревом.
— Я оставлю тебя здесь, — сказал он. — Пойдешь по тропинке, что я протопчу, а потом я отнесу тебя назад.
Ей потребовалась лишь пара минут, чтобы справить нужду, затем она поднялась во весь рост и огляделась. Солнце садилось, заливая поляну красивым теплым светом. Трава была расцвечена яркими полевыми цветами.
Вместо того чтобы пойти по тропинке к Ангусу, она направилась через поляну к большому раскидистому дубу. Трава под дубом была утоптана, и это место напомнило ей тот уголок в саду, где она любила уединяться будучи ребенком. Она выросла в доме, который принадлежал семье ее отца на протяжении четырех поколений. Поскольку отец бывал там редко, первые детские годы она провела в окружении нянек и гувернанток, и дуб был тем самым убежищем, куда она от них сбегала. Эдилин с улыбкой вспомнила, что в ее сундуке, оставленном в Шотландии, лежала пригоршня желудей с того дуба. Она собиралась исполнить свою детскую клятву и посадить желудь, который превратится в дуб там, где она решит пустить корни.
— Красиво здесь, верно? — тихо сказал Ангус у нее за спиной.
— Да.
— Я часто прихожу сюда, когда в таверне мне становится невмоготу.
— Так тебе не нравится твоя работа? — со смехом в голосе спросила она.
— Я ее ненавижу! — Не глядя на нее, он произнес: — Эдилин…
Она обернулась, подняв на него лучистые глаза. Слова им были не нужны. Он молча обнял ее и прижался губами к ее губам. Он чувствовал ее неопытность и ее горячее желание научиться, и эта комбинация была неотразимой.
— Если я начну, то уже не смогу остановиться.
— Никто тебя об этом и не просит, — сказала она, заставив его улыбнуться.
Он подхватил ее на руки и, опустив на траву, прилег рядом.
— Скажи мне, если будет больно, — велел он, прикоснувшись к синяку у нее на плече и увидев, как она скривила губы от боли.