Моё печальное счастье (Дар) - страница 39

— Луииииз!

Нет никого в мире, кто способен именно так произнести мое имя. Голос матери был подобен крику павлина. Я села в кровати, все еще раздавленная усталостью, и первой мыслью было — «Тельма мертва». Но я не почувствовала сожаления. Я думала о ней уже в прошлом. Резким жестом я толкнула ставни. Ночная буря очистила небо, но солнца не было из-за слишком раннего часа, да в наших краях оно и не спешит появляться на небосводе, даже при хорошей погоде. Мать стояла внизу у дверей.

— Иду!

Вид сверху калечил ее. Она была похожа на бесформенную карлицу, а лицо, закинутое вверх, казалось некрасивым, почти отталкивающим. Позади нее в красноватом песке дорожки отпечатались шины зеленого «доджа». Автомобиль также был мертв. Прекрасный и обольстительный автомобиль!

Значит, все смертно! Однако мать выглядела вполне живой и даже немного алчной. Раньше я этого никогда не замечала. Она была мне матерью, этим все сказано. Существом «таким как есть», раз навсегда данным и неизменным, судить которое представлялось бесполезным.

Я спустилась открыть дверь. Проходя мимо гостиной, я бросила туда опасливый взгляд, боясь увидеть тень Тельмы. Но комната была уже иной. Она забыла американку, став снова заурядным салоном французского предместья.

— Здравствуй, мама!

Она ворвалась, как метеор, стреляя глазами во все стороны, лихорадочно оценивая все, на что падал ее взгляд.

— Я узнала, это просто ужас! Так твоя хозяйка умерла?

— Да.

— Как это случилось?

По правде говоря, я сама была в неведении, ведь мне никто не рассказал, как произошло несчастье. Конечно, я видела локомотив, раздавленную машину на насыпи, но никаких подробностей не знала. Как верх нелепицы, мать, расспрашивая меня, двумя секундами позже сама выложила все детали. По дороге она встретила тех, кто был в курсе. Видимо, мне она задавала вопросы, стремясь вытянуть что-нибудь еще.

— Кажется, переезд не был закрыт. Маньенша клянется в обратном, но против фактов не попрешь.

Маньенша — это та самая жирная сторожиха на переезде, землячка моей матери, из местности по ту сторону Сены. Когда-то она сошлась с удалившимся от дел сутенером и содержала на одном из речных островов закусочную, где кормили жареной рыбой. Злые языки судачили, что в те времена она была не прочь одарить милостью щедрых клиентов. Ее сожитель умер зимней ночью, браконьерствуя на реке, и так как закусочная была записана только на его имя, Маньенша осталась без гроша. После этого она соблазнила служащего управления железных дорог, начала безудержно толстеть и кончила в конце концов сторожихой на переезде в Леопольдвиле.