Прежде всего он принялся за осмотр своих подопечных кадров.
Вот тут-то уместно как раз упомянуть и еще одну причину превосходного настроения Константина Федоровича. Ждал он сейчас разговора с вызванным им очень хорошим агентом. Это он рассмотрел его, приблизил, поднял жалованье, а сейчас выхлопотал ему высокое и ответственное поручение. Когда делаешь кому-нибудь доброе дело, начинаешь невольно любить облагодетельствованного.
Был у Филиппеуса один профессиональный критерий сотрудников, появился он, правда, недавно. Месяц назад, перебирая служебный шкаф, дабы очистить его от рухляди предшественника, наткнулся Филиппеус на очень давней поры проект отставного генерала Липранди. Полистал, заинтересовался, в тот же вечер прочитал от корки до корки и очень, признаться, обогатился. Неким, что ли, негативным образом — от зеленой наивности замшелого этого (жив ли еще?) прожектера. Предлагал генерал Липранди наводнить всю необъятную Россию-матушку замечательно грамотными, проницательными и преданными осведомителями. Прочитав все это, засмеялся Константин Федорович, ибо четкая и неопровержимая мысль тотчас же в его соображении возникла законченно и ясно. Не разыщешь в России подобного количества таких людей. А нанятые россияне тотчас начнут пользоваться своим положением. Шантажировать, вымогать, брать взятки, интриговать, наушничать и вмешиваться. Потому что, если бы нашлось такое количество грамотных, бескорыстных и энергичных деятелей-патриотов, то их и в тайную полицию не понадобилось бы определять: выволокли бы Россию. И стало у него игрой очень сладостной мысленно проверять, годится ли человек на такое служение. Он втянулся в нее и обнаружил, что критерий превосходен.
Об агенте этом, Карле-Арвиде Романне, Филиппеус знал все досконально. И сейчас вдруг подумал: есть что-то общее в его послужном списке и метаниях по жизни с наивным старичком Липранди. Конечно, куда помельче по способностям своим Карл Романн, а однако есть что-то неуловимое, шаржированное. Вот-вот именно: шаржированное. Учился этот Романн преспокойно в Одессе. Вдруг пошел по военной части. Выдвинулся быстро — адъютант при начальнике штаба. Тут Крымская кампания. Храбр, словно решился на самоубийство. Награды, отличия. Разумеется, засветила карьера незаурядная. Все оставил, стал помощником редактора в «Военном сборнике».
Тут Константин Федорович неожиданно громко рассмеялся, даже зубочистку выронил из руки. Поднял и обтер платком, продолжая еще улыбаться. Вот ведь и впрямь о чем забыл: до него-то, до Романна, этот сборник-то редактировал Чернышевский, нынче сосланный. Господи, как судьба людей тасует: вчера в кресле сидит революционный тайный бунтовщик, сегодня — лучший в стране филер по политическому сыску. Впрочем, он тогда еще не сотрудничал. Да-с. Ну, там ему надоело, вернулся в армию и немедля в отставку. Штаб-ротмистр. Вдруг поступает письмоводителем, мелким чиновником в Министерство внутренних дел. Ну вот, положим, и не вдруг. Уже сотрудник. Оттого и в армию возвращался, оттого и в отставку уходил. Словлен был на чтении и распространении крамолы всякой. Точней — замечен. Вызвали, поговорили, предъявили. Желаете под суд? Помилуйте. Помогите тогда нам немножко. С полным удовольствием. И завертелось. Изумительные способности. Словно был рожден для сыска.