— Говорят, церковь заложил сам Франциск Ассизский. — Рамиро предложил Чарити руку и повел внутрь.
— Я читала об этом. — Девушка взглянула вверх, когда они проходили под сводами центрального портала. — Католические средневековые храмы все пронизаны такой своеобразной чистотой, таким светом, что просто дух захватывает.
— Вы же не католичка, — снова не вопрос, а утверждение.
— Я принадлежу к англиканской церкви. А вы, должно быть, ревностный католик?
— По традиции наш кардинал напрямую подчиняется Ватикану. Но католиками в полном смысле этого слова мы стали лет триста назад, когда было принято решение укрепить связи с Испанией и привести наш язык к испанскому.
— Да, логичное решение. Тогда Испания являлась самой сильной державой.
— Вы хорошо знаете историю.
— Я получила неплохое образование, хотя это и необычно для английских девушек.
— В моей семье и девушки, и юноши получают одинаковое образование.
— Я слышала, что в Фасинадо стать монархом может любой член королевской семьи.
— Да, это так. Кого назовет король — и кого утвердит Совет. Так что я — не наследный принц, как многие предпочитают думать.
Внутри церкви было почти безлюдно, светло и тихо. Рамиро и Чарити остановились у входа.
— Я знаю, что это не просто базилика, это пантеон знаменитых граждан Флоренции, — прошептала девушка. В церквях она всегда понижала голос, ей казалось непочтительным оскорблять эту тишину.
— Да, здесь покоятся Микеланджело и Галилей, — ответил Рамиро так же тихо. — А вот могила Данте не здесь, здесь только кенотаф. Как и у Макиавелли.
— Я хотела бы взглянуть на надгробие Данте.
— Это сюда.
Чарити остановилась перед белой гробницей работы Микеланджело, где муза рыдала на саркофаге, а сам Данте, суровый и вдохновенный, восседал на возвышении. Совершенная завершенность композиции, выверенность поз и четкость линий, свойственные руке Микеланджело, создавали эффект, не превращая фигуры в застывшие монументы.
— Печально даже после смерти не вернуться на родину, — принц Рамиро всматривался в лицо скульптуры, изображавшей великого поэта.
— «Здесь покоится Данте, из милого изгнанный края, так поступила с певцом Флоренция, родина злая». Это написано на могиле Данте в Равенне. И он перед смертью распорядился, чтобы его прах не возвращали на родину.
— Так сказали францисканцы в Равенне. Что думал по этому поводу сам Данте, мы уже никогда не узнаем. — Принц смотрел на надгробие. Понять, о чем он думает, по его лицу было невозможно. — Нет хуже участи, чем быть отвергнутым родиной. Данте делал все, как он считал, для блага Флоренции, а в итоге оказался в изгнании. «Земную жизнь пройдя до половины…» Он прославил Флоренцию в веках, но так и не вернулся домой, какая ирония.