— Да, — ответила Леокадия после паузы, — конечно. Зачем бы я стала тебе лгать.
— Тогда скажи, ты все еще его любишь?
Она закусила губу, но взгляда не отвела.
— Люблю.
— Он ведь островитянин, верно?
— Да, милый мой Рамиро, он врос в остров, вроде как ты.
— Тогда, возможно, отец и королева одобрят твой брак?
Леокадия замерла, затем горько рассмеялась.
— Ты словно режешь меня ножом, Рамиро. Не думаю. У моей матери иные устремления; она хочет, чтобы я или уехала отсюда, или… не стану говорить, не хочу говорить сейчас. Она не одобрит того, кто нравится мне. Того человека. И тут я ничего не смогу поделать. Вернее… — она отвернулась, и теперь Рамиро видел ее щеку и высокую смуглую шею. — Вернее, я считаю, что нельзя принуждать того, кто сам не видит и не жаждет моей любви.
— Мне вызвать его на дуэль? — спросил Рамиро очень серьезно.
— Ах, нет! Ну к чему все это? Зачем ты спросил?
Ему показалось, что Леокадия сейчас расплачется, и Рамиро рывком сел, чтобы посмотреть принцессе в лицо. Глаза ее были сухими, как песок под солнцем, и непроницаемыми. Она тяжело взглянула на брата.
— Леокадия… Прости меня. Я глупец.
— Больший, чем ты думаешь, — фыркнула она и, обхватив его за плечи руками, снова заставила лечь. — Ты умеешь несколькими словами растревожить все царапины, а казалось бы, бесчувственный. Хотя, может, именно поэтому… — Ее пальцы снова принялись играть с волосами Рамиро. — Любовь — материя тонкая. Ты сам сказал, что пока не знал ее.
Рамиро молчал.
— Что? — спросила Леокадия, уловив нечто особенное в этом молчании. — Это уже не так?
— Я не хотел бы об этом говорить.
— Ах вот как! Рамиро! — Она страшно оживилась, только в этом оживлении, как он ощутил, крылось что-то неприятное. — Ты влюбился? Боже, но когда ты успел? Наверное, когда уезжал с острова… Она флорентийка? Ты встретил ее на балу?
— Пожалуйста, Леокадия.
— Что — пожалуйста? Ты не хочешь поделиться со мною своей тайной, когда я делюсь с тобой своими?
— Никакой тайны нет. — Рамиро поморщился. Он уже жалел, что затеял этот разговор. — И любви тоже.
— Ах, мой милый братик, ты всегда был никудышным лжецом! Во всяком случае, в делах, касающихся чувств. В этом ты хотя бы похож на испанцев — у нас все на виду. Но политик из тебя хороший. — Она резко кивнула. — Прекрасно, Рамиро, мы больше не потревожим эту тему.
— Ты обиделась на меня? — Он вновь сел. — Леокадия…
Их лица оказались совсем близко. Рамиро видел ее ресницы, черные и пушистые, видел, как матово светится кожа, как чуть подрагивают крылья тонкого носа. Леокадия протянула руку и коснулась ладонью его щеки.