Мне нечего было сказать ей в утешение, я не мог бороться с ее манией - придется спрятать мою любовь за семью замками, пока Стелла снова не станет
Вернулась Памела, забинтовала мне голову и попросила принести из кабинета керосиновую печку. Я принес и затопил ее. В комнате было холодно. Я сходил вниз за бренди и вином. Пробило уже половину второго. Опустившись на диван, я закурил трубку. Памела заставила Стеллу выпить бренди с водой. На Стелле лица не было, она осунулась и стала неузнаваемой.
- Наверно, вы должны меня ненавидеть, - проговорила она.
- Ничего подобного, - ответила Памела, - Мы все понимаем.
- Меня никто не может понять. - Голос Стеллы звучал безнадежно.
- Почему же? - возразила ей Памела. - я прекрасно знаю, что вы испытали. - И рассказала все, что случилось с ней в ночь на субботу.
Стелла жадно слушала, но когда Памела замолчала, прошептала:
- Вы ее не видели. А я видела.
- Видели? - ужаснулся я.
Губы у Стеллы задрожали, она сказала с отчаянием:
- Увидела и убежала, себя не помня.
- Еще бы! Такое никто не выдержит! - воскликнул я в волнении. Я не мог усидеть на месте и ходил взад-вперед по комнате. - Вполне естественно, что вы бросились бежать.
- И правильно сделали, - подхватила Памела.
- Но ведь это моя мать! Поймите, Памела! Это моя мать, и она ищет меня. Я пришла сюда, в детскую, потому что знала, как я ей нужна, а когда увидела ее - струсила! - Стелла сидела на кушетке, сжавшись от горя и стиснув руки.
Я склонился над ней и снова стал убеждать, что нервная система человека отторгает все сверхъестественное, и вполне понятно, что она убежала, - ничего другого ей не оставалось.
Но Стелла не слушала, ее обуревало раскаяние и презрение к себе.
- Пятнадцать лет, - сокрушалась она. - Только подумайте! Пятнадцать лет моя мать бродит одна по пустому дому и ждет, чтобы кто-то ее увидел и выслушал.
Стелла все больше растравляла себя, ее трясло, и нам никак не удавалось ее успокоить, мы не могли заставить ее замолчать.
- Представьте, вы пытаетесь дать знать, что вы здесь, но никто, никто вас не видит и не слышит. Никто даже не думает о вас! А когда наконец…
Она просто убивала себя этими покаянными речами, но все наши возражения были напрасны. Сострадание и боль захлестывали Стеллу.
- Ее собственная дочь! Которую она так любила! Я же знаю. - Голос Стеллы вдруг смягчился и она устало объяснила: - Теперь я знаю, что моя мать любила меня. Понимаете, - она умоляюще посмотрела на Памелу, словно не надеясь, что ей поверят, - я была из тех детей, кого любить трудно. Мисс Холлоуэй говорит, что я была упрямая, ужасно некрасивая, все время капризничала, поэтому я всегда считала, что мать любила меня только по обязанности, ведь она была очень добрая. Но все оказалось не так! Она любила меня по-настоящему; наверно, я доставляла ей радость; наверно, и моя любовь была ей необходима. Прошлой ночью я в первый раз ощутила это и дала себе слово, что не струшу. Я подумала - наконец-то я ее увижу, и мы поговорим. И вдруг что-то случилось Словно часы шли, шли и неожиданно остановились Наверно, сегодня в детской я заснула. Внезапно я очнулась от того, что у меня колотится сердце и мне ужасно холодно, такого смертельного холода я никогда ие испытывала, а потом, - у Стеллы перехватило дыхание, - потом в комнате появилась она. Дверь была заперта, и прямо через запертую дверь вдруг начал проникать туман. И вот он уже заклубился возле кровати и превратился в облако - большое, светящееся облако, оно напоминало высокую женщину Оно двигалось, оно смотрело на меня - и… я бросилась бежать.