- Можно попросить мисс Фицджералд? - Напряженный, отрывистый голос поверг меня в изумление - это был капитан Брук!
Я помахал Памеле из окна детской - она помогала Чарли. Уронив на землю проволоку, которую держала в руках, сестра поспешила в дом и жестом попросила меня оставаться возле телефона. Пока она слушала, на ее лице проступали красные пятна, но она спокойно сказала:
- Буду очень рада. Да, сейчас приеду.
Она повесила трубку и в недоумении посмотрела на меня.
- Капитан просит приехать к Стелле.
- Ей что, хуже?
- Боюсь, что так. Видно, он очень расстроен и боялся, что я откажусь.
- А он объяснил, в чем дело?
- Сказал, что она «жалобно умоляла». А затем сказал, что «естественно, никогда не обратился бы ко мне с подобной просьбой, если бы не видел, что иначе Стеллу не успокоить».
- Отвезти тебя?
- Пожалуйста, Родди.
Приглашение капитана ничего хорошего не предвещало - Стелла либо расхворалась, либо в истерике, и все же в моей душе возобладало чувство облегчения. Мы больше не отрезаны друг от друга.
- Придумай что-нибудь, чтобы мы могли поддерживать с ней связь, - наставлял я Памелу, пока мы ехали к Уилмкоту. - Скажи Стелле, что я буду наезжать в Бристоль, могу даже поселиться там, если нужна моя помощь. Все равно придется бывать там на репетициях. Узнай, не сможем ли мы с ней видеться. Нельзя упускать этот случай, надо как-то получать от нее известия.
Памела кивнула:
- Попробую. Но по словам капитана, ее «мучают стыд и раскаяние», так что твои вопросы могут только разбередить ее.
- Ну, это было и прошло. Она же буйствовала вчера, Скотт рассказывал…
- Думаю, ей нельзя ни в чем противоречить, - возразила Памела. - В каком бы она ни была настроении, придется подлаживаться. Главное, чтобы она начала спать.
- Совершенно с тобой согласен.
Я сказал, что оставлю машину возле Уилмкота, пройдусь по роще и буду ждать Памелу возле лужайки для игры в шары.
- Не скажи ей чего-нибудь, отчего она разволнуется, - предупреждал я Памелу, - и ни в коем случае не упоминай об экзорсизме!
- Господи! Разумеется, не буду.
Памела ждала, когда ее впустят, и было видно, как она нервничает.
Я прошел через рощу на берег. Здесь располагалась площадка для игры в шары, к ней вела посыпанная песком дорожка, вдоль которой стояли скамейки, обращенные к морю. Останься этот защищенный от ветра полукруг в его первозданном виде, он радовал бы душу - воздух здесь был соленый и смолистый, позади выстроились сосны, глазам открывался великолепный вид - но сейчас подстриженный, прилизанный, полный народа, этот уголок навевал уныние. Четверо престарелых джентльменов лениво подталкивали шары, за ними с одной из скамеек наблюдали сестры милосердия в форме и, казалось, им было так же скучно, как их подопечным. С другой скамьи за игрой следили растрепанные мальчишки и девчонки и их молодая румяная мать - эти громко потешались над какой-то веселой шуткой. Я находился в парадной части Биддлкоума - здесь прогуливались пожилые пары с собачками, высокая девушка провезла мимо меня пожилого человека в инвалидном кресле, за ними мрачно промаршировали две разгоряченные полные дамы в черном - видно, они только что поссорились, так как смотрели в разные стороны. Приятно было остановить взгляд на юноше и девушке в шортах, прошествовавших мимо с рюкзаками. Наблюдения за публикой могли бы меня позабавить, но нервы мои были взвинчены, и пока я прохаживался взад-вперед, беспокойство становилось нестерпимым.