Я вспоминал наш разговор с капитаном и все яснее понимал, что обратиться к нам его заставило что-то весьма серьезное.
Наконец подъехала Памела. Она вышла из машины и подошла ко мне. Мы направились в тень под деревья. Я сразу увидел, что дело плохо. Памела проговорила:
- Стелла просила меня приехать, чтобы попрощаться.
- Как она?
- Вполне спокойна, но очень слаба. Бледная и утомленная. Благодаря снотворному ей удалось поспать. Она просит у нас прощения за свое вчерашнее малодушие. Мне велено тебе передать, - в голосе Памелы зазвучала ирония, - что она всегда будет вспоминать о нас обоих с благодарностью.
- Значит, «прощай навек!»?
- Я так поняла. - В глазах Памелы блеснули слезы.
- Господи, Памела, - воскликнул я, - не принимай это близко к сердцу. Стеллу просто принудили, вот и все, а она сейчас слишком слаба и не может сопротивляться. Подожди, ей станет лучше, и все обернется по-другому.
- Не уверена, Родди. Она сломлена. Можно сказать, раздавлена, это… это просто больше не Стелла!
- Ну посуди сама! У нее бессонница. Не спать столько дней и ночей! К тому же ее опоили снотворным. Разумеется, она сама не своя.
- Так-то оно так, но дело не только в этом. Ее дед одержал верх. Он сам плох. Стелла говорит, что у него ужасные боли, нужна операция, а он не хочет в больницу - из-за нее. Поэтому она и плачет. И боюсь, он ей Бог весть чего наговорил, так как она твердит одно: «Он меня простил, понять не могу, откуда у него столько великодушия!»
- Что ж! - отозвался я. - Сейчас это вполне естественно, но неужели ты не понимаешь, что это пройдет?
- Не знаю, мне страшно, - призналась Памела. - Дед слишком сильно влияет на нее, и его влияние длится всю ее жизнь, с самого рождения. Подумай, Родди, на нее ежедневно намеренно давили, коверкая ее характер, формируя другой. Видел бы ты ее комнату! Просто усыпальница Мери!
- Ну уж ты любишь преувеличивать!
- Нисколько. Настоящий музей ее матери. Стелла сама об этом говорит с таким благоговением! Стены бледно-голубые - любимый цвет Мери, на занавесках маргаритки - любимые цветы Мери, на стенах флорентийские мадонны - ее любимые картины, под карандашным портретом Мери в юности - стеклянная ваза, а в ней белая роза. Подумай, там стоит даже статуэтка Мери из белого гипса. Форменный культ умершей матери! А какой аскетизм, какая девическая чистота, какое благочестие! Любая чувствительная девушка поддастся этим чарам, и вряд ли найдется мужчина, способный их развеять.
- Да, картина впечатляющая.
- А теперь еще она едет к мисс Холлоуэй.
- Сама-то Стелла на это согласна?